под общей редакцией научного руководителя РФЯЦ ВНИИЭФ академика РАН В.Н. Михайлова
Институт стратегической стабильности Федеральное агентство по атомной энергии (Росатом).
Федеральное управление медико-биологических и экстремальных проблем при Министерстве здравоохранения и социального развития Российской Федерации
Запрещается любым способом воспроизводить, передавать, распространять или использовать в коммерческих целях настоящую публикацию.
ЧАСТЬ 2. ВОСПОМИНАНИЯ НОВОЗЕМЕЛЬЦЕВ
АДУШКИН В.В., АХАПКИН В.П., БАРКОВСКИЙ Е.Н., ГАЛСТЯН И.А., ГАРНОВ В.В., ГОЛЛЕР Е.Э., ГОРНОВ В.В., ГОРБЕНКО Б.З., ГУСЬКОВА А.К., ЗОЛОТУХИН Г.Е., КАТРАНОВ Ю.С., КАТРАНОВА Г.И., КАУРОВ Г.А., КИСЕЛЕВ В.М., КОВАЛЮКОВ А.К., КУДРЯВЦЕВ Г.Г., ЛОМОВЦЕВ Е.М., ЛЕПСКИЙ В.И., МИХАЙЛОВ В.Н., МАТУЩЕНКО А.М., МОРОЗОВ Ю.М., НАДЕЖИНА Н.М., ОВСЯННИКОВ Г.А., ПАСЕЦКИЙ В.М., РАЗОРЕНОВ А.А., СЕРГЕЕВ Н.Д., СМИРНОВ Ю.Н., ТИМОФЕЕВ В.А., ТРУТНЕВ Ю.А., УСПЕНСКИЙ С.М., ХАХИН Г.В., ХРИСТОФОРОВ Б.Д., ЦАУБУЛИН В.А., ЦЫКАНОВСКИЙ В.И., ЧУМАЧЕНКО Г.С., ШИТИКОВ Е.А
РОЖДЕНИЕ ПОЛИГОНА
данный материал составлен из воспоминаний адмирала флота Н.Д. Сергеева, генерал-лейтенанта Е.Н. Барковского, вице-адмирала Е.А. Шитикова, капитана I ранга В.А. Тимофеева и капитана I ранга В.П. Ахапкина капитаном II ранга П. Ветлицким (журнал “Морской сборник” №1, январь 1994 г.)
Ровно сорок лет назад в январе 1954 г. в КБ трижды Героя Социалистического Труда Н.Л. Духова были завершены работы по созданию ядерной боеголовки к торпеде Т-5. Встал вопрос о ее испытании. Причем, как мыслилось первоначально, оно должно было носить разовый характер. При этом надлежало: во-первых, изучить воздействие подводного ядерного взрыва на надводные корабли и подводные лодки, во-вторых, определить влияние его поражающих факторов на береговые объекты, инженерные сооружения противодесантной обороны и минные поля, и, в-третьих, исследовать ряд научных проблем, связанных с дальнейшим изучением физики ядерного взрыва. Имевшийся тогда Семипалатинский полигон, естественно, обеспечить такое испытание не мог. Взоры обратились к «глухим» районам северных морей и на Северный флот была послана рекогносцировочная комиссия.
Таков непосредственный повод появления на Новой Земле полигона ВМФ для испытаний ядерного оружия. Наверное, все же надо признать его весомый клад в противодействие нашей страны тогдашнему атомному шантажу США, а также в достижение и сохранение ядерного паритета с ними. Не следует забывать, что и само создание полигона, и первые испытания на нем были исключительно ответной мерой в условиях, когда отставание нашей страны в проведении подводных ядерных взрывов достигало опасного десятилетнего рубежа.
Всего на Новой Земле с 21 сентября 1955 г. по 24 октября 1990 года (до объявления действующего моратория) было проведено 132 ядерных взрыва, из них 87 атмосферных, в том числе 83 воздушных, 3 надводных и 1 наземный ЯВ. Испытания осуществлялись на трех технологических площадках (см. приложение): губа Черная (зона А – серия атмосферных ЯВ, 3 подводных и 5 подземных ЯВ в скважинах); пролив Маточкин Шар (зона Д – 36 подземных ЯВ в штольнях); губа Сульменова (зона Д-2 – серия воздушных ЯВ).
Длительное время существовавший строгий режим секретности вокруг деятельности флота на Северном полигоне не позволял рассказывать о ней. Сегодня такая возможность появилась. Представитель редакции, побывав на торжественном собрании в Военно-инженерной академии имени В.В. Куйбышева, на котором участникам ядерных испытаний вручали удостоверения ветеранов подразделений особого риска, попросил их поделиться воспоминаниями о проведении первого в стране подводного ядерного взрыва.
Вспоминает генерал-лейтенант в отставке Евгений Никифорович Барковский.
Результаты атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки в 1945 г., проводившиеся американцами новые испытания ядерного оружия, в том числе, осуществленный ими в 1946 г. первый подводный атомный взрыв на атолле Бикини заставили руководство ВМФ СССР внимательнейшим образом отнестись к изучению проблем противоатомной защиты ВМБ и кораблей в море. С этой целью в Научно-техническом комитете (НТК) ВМФ и Центральной научно-исследовательской инженерной лаборатории (ЦНИИЛ) флота были созданы специальные службы. В их задачу входило изучение воздействия ядерного оружия на военно-морские объекты и выработка предложений по организации их противоатомной защиты.
Спустя несколько лет, после того, как в СССР создали и испытали в 1949 г. на Семипалатинском полигоне отечественный ядерный заряд, было решено объединить усилия НТК и ЦНИИЛ и сформировать специальное подразделение. В его задачи уже входили не только разработка вопросов организации противоатомной защиты флота, но и подготовка его сил к применению собственного ядерного оружия. Такой отдел создали в том же 1949 г., а через пять лет реорганизовали в управление. Режим работы отдела был совершенно особым: о характере его деятельности знали только министр ВМФ и его начальник штаба. Первым начальником отдела стал капитан 1 ранга П.Ф. Фомин, и надо отдать должное Петру Фомичу, который в короткий срок создал талантливый коллектив специалистов, организаторов, подлинных первопроходцев в этом новом деле. Забегая вперед, скажу, что именно благодаря неутомимой деятельности таких офицеров как А.Н. Вощинин, Ю.С. Яковлев, В.П. Ахапкин, В.П. Ковалев, О.Г. Касимов, В.А. Тимофеев, Е.А. Шитиков и ряда других, весь тот сложный комплекс задач, стоявший перед нами в 1954-55 годах, был успешно решен.
С 1951 г. я возглавил одно из подразделений отдела и поэтому после создания ядерной боеголовки торпеды именно меня в январе 1954 г. назначили председателем комиссии для выбора места первого испытания подводного ядерного заряда. По итогам нашей работы Главнокомандующему ВМФ Н.Г. Кузнецову было предложено создать испытательное поле для разового испытания заряда возле полуострова Нокуев. Однако Николай Герасимович отверг это предложение, заметив: «Необходимо исходить из того, что военно-морское ядерное оружие будет совершенствоваться. Разовым испытанием это дело не закончится. Нам нужен свой постоянно действующий полигон, но в более удаленном от материка месте. Ищите!». Тогда мною было преложено изучить вопрос о создании полигона на островах Новой Земли, хорошо знакомых мне по службе там в 1943-44 гг. Предложение тщательно проработали, Н.Г. Кузнецов с ним согласился и вынес его на рассмотрение в Совет Министров. Для окончательного определения места испытаний была сформирована Государственная комиссия.
Вспоминает адмирал флота в отставке Николай Дмитриевич Сергеев.
Память – штука избирательная, многое забывается, но тот краткий ночной телефонный разговор в начале июля 1954 г. с Главнокомандующим ВМФ мне запомнился почти дословно. После обмена приветствиями Николай Герасимович сказал: «Товарищ Сергеев, к вам вылетает комиссия, председателем которой назначены вы как командующий Беломорской флотилией. Комиссия очень ответственная, детали вам доложат товарищи Фомин и Барковский. Вы их знаете. Приготовьте корабль. Вам придется выйти в небольшую экспедицию, которая займет не менее недели. Если у вас возникнут какие-либо вопросы, дайте телеграмму – по телефону не нужно».
На следующий день в обстановке строжайшей секретности, характерной для того времени, я встречал комиссию и в тот же день на подготовленном на ночь тральщике мы вышли к Новой Земле. Кроме офицеров ряда управлений и отделов Главного штаба в комиссии были и наши видные ученые: Н.Н. Семенов, Е.К. Федоров, М.А. Садовский и Е.А. Негин. Из полученной от них информации я понял, что нам надлежит выбрать место испытательной акватории для проведения подводного ядерного взрыва.
Прибыли на Новую Землю. Здесь нам пришлось передвигаться, где на собачьих, а где на оленьих упряжках, чтобы досконально изучить острова. Естественно, большую помощь мы получили от председателя Новоземельского поселкового совета И.К. Тыко Вылко (мы его называли президентом Новой Земли). С его помощью прорабатывался и вопрос об отселении малочисленного местного населения (до десятка семей), проживавшего на берегу предлагаемого места испытаний. После проведения гидрологических измерений комиссия установила, что губа Черная является в своем роде уникальным местом для таких испытаний, ибо водообмен между ней и Баренцевым морем был весьма небольшим, и расчетный выход радиоактивности в море ожидался крайне незначительным, да и тот прижимался бы новоземельским течением к береговой черте. А потому распространение загрязненной радиацией воды за пределы территориальных вод и к материку практически исключалось. Одновременно комиссия определила и место основной базы полигона – на побережье губы Белушья.
Эти предложения Госкомиссии были включены в постановление Совета Министров, которое стало правовой основой для развертывания на Новой Земле морского атомного полигона с соответствующими границами и с определенным режимом допуска. Одновременно правительством была поставлена задача на проведение в 1955 г. первого в стране подводного ядерного испытания.
Вспоминает Е.Н. Барковский.
Сроки, поставленные нам правительством на подготовку к подводному ядерному испытанию, были крайне сжаты – год. А все приходилось начинать с нуля, учитывая к тому же, что зимой из-за суровых климатических условий строительные работы на Новой Земле практически невозможны. Определенные сомнения по срокам высказывал И.В. Курчатов. На одном из совещаний он поднял меня и спросил: «А успеют ли моряки подготовить место испытаний?»
Я ответил, что при согласованной работе с Академией наук и другими взаимодействующими ведомствами мы, конечно, справимся. Курчатов обещал максимальную поддержку во всех вопросах и, надо признать, слово свое сдержал.
В июле 1954 года я был вызван к Главнокомандующему ВМФ, и Николай Герасимович объявил, что я назначаюсь начальником строительства (шифр – Спецстрой 700) и одновременно начальником полигона до определения его оргштатной структуры.
С получением приказа я сразу же убыл на Новую Землю. Здесь предстояло силами тринадцати строительных батальонов начать и в основном завершить по истине грандиозную работу – развернуть строительство центральной базы. Она включала причалы, научно-технический комплекс, служебные и жилые помещения, а так же аэродром в Рогачево и подготовку испытательной акватории в губе Черная. 17.09.54 г. – это дата подписания директивы Главного штаба ВМФ с объявлением оргштатной структуры новой воинской части, которую мы считаем днем рождения полигона. Первым начальником полигона был назначен Герой Советского Союза капитан 1 ранга В.Г. Стариков.
Вспоминает капитан 1 ранга в отставке Виктор Алексеевич Тимофеев.
Параллельно строительству полигона офицерам нашего управления, взаимодействующим со специалистами примерно из десяти министерств и ведомств, двадцати научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро и промышленных предприятий предстояло выполнить значительный объем работы по подготовке опытовых объектов, разработке и созданию большого количества различной регистрирующей аппаратуры.
Одним из этапов подготовки к испытанию явилась серия модельных экспериментов подводных взрывов на Ладожском озере и на полигонах ВМФ на Черном море. В качестве опытовых зарядов мы использовали штатные морские мины и тротиловые шашки. Диапазон веса зарядов был достаточно широк – от 400 грамм до 2,5 тонн. Модельные испытания позволили выяснить закономерности распространения подводной ударной волны, разработать методику определения мощности и других параметров подводного ядерного взрыва. Большое значение в ходе экспериментов придавалось исследованию (с использованием неактивных элементов) возможного распространения радиоактивности на акватории и при движении облака взрыва, оценке ожидаемых последствий радиационного заражения. Эти опыты помогли окончательной доработке конструкций регистрирующих приборов.
Осенью 1954 г. испытание боевого ядерного заряда для торпеды Т-5 на Семипалатинском полигоне закончилось неудачно – подрыва самого заряда не произошло. Однако на правительственном уровне было решено повторного испытания там не проводить, а испытывать боеголовку сразу в морских условиях.
В июне следующего, 1955 г., группы испытателей стали прибывать на Новоземельский полигон. За короткое полярное лето была проведена воистину «адова» работа и к концу августа, благодаря неимоверным усилиям личного состава нашего управления, полигона, спецстроя-700, бригады опытовых кораблей все было готово к испытаниям.
На испытательной акватории были расставлены: эсминец проекта № 7 «Гремящий», 3 эсминца типа «Новик» {«Реут» (бывший «Урицкий»), «Куйбышев» и «Карл Либкнехт»}, 2 базовых тральщика проекта 53у (Т-218 и Т-219), четыре подводные лодки { XX IV серии Б-9 (бывшая К-56), IX бис серии С-19 и две немецкие лодки VII серии С-81 и С-84)}, а также два транспорта. На некоторых кораблях были размещены различные конструкции, предусматривающие противоатомную защиту оружия и технических средств, что позволяло и на старых кораблях испытать новинки военно-морской техники.
Все перечисленные корабли уже выслужили свой срок, многие из них прославились в годы Великой Отечественной войны, имели гвардейские звания и награждались орденами, но продолжали вносить свою лепту в повышение боеготовности Военно-Морского Флота.
Вспоминает капитан 1 ранга в отставке Виктор Прохорович Ахапкин.
Доклад о генеральной репетиции, проведенной без подрыва боезаряда и готовности полигона к работе, пошел в Москву в начале сентября 1955 г. На заседании Президиума ЦК КПСС принимается решение о проведении первого подводного ядерного взрыва. Руководить испытаниями назначили исполняющего обязанности Главнокомандующего ВМФ С.Г. Горшкова, председателем Государственной комиссии – начальника Главного управления Министерства среднего машиностроения Н.И. Павлова. По их прибытии на Новую Землю Фомина и меня сразу вызвали к Горшкову. Он был явно не в духе и, не поздоровавшись, бросил нам: «Рапортовать наверх научились … А все ли вы предусмотрели в вопросах обеспечения надежности и безопасности испытания?»
На наш доклад собрались практически все члены Государственной комиссии – заместитель министра обороны маршал артиллерии М.И. Неделин, академик Н.Н. Семенов, ставший через полгода лауреатом Нобелевской премии, академик С.А. Христианович, четырежды лауреат Государственной премии М.А. Садовский - один из основоположников физики ядерного взрыва, известный полярник Герой Советского Союза Е.К. Федоров, дважды лауреат Государственной премии Е.А. Негин - конструктор ядерного боезаряда и другие. Мы представили план обеспечения безопасности испытания и прилагаемые к нему схемы, проверенные на тренировках и генеральной репетиции, которые учитывали все, даже чисто теоретически возможные нюансы последствий ядерного взрыва. По каждому пункту и позиции плана пришлось выдержать лавину дотошных, порой каверзных вопросов, и по заметно повеселевшему Сергею Георгиевичу я понял – первый экзамен мы сдали успешно.
К испытаниям все было готово, с опытовых кораблей уже сняли весь личный состав, но внесла свои коррективы погода. Над полигоном легла плотная пелена тумана, причем по прогнозам – на длительный срок. На командном пункте нарастала нервозность; ждать, когда распогодится, руководство не желало, но и лишаться ценных оптических наблюдений не было резона. Все были раздражены и, тут, 20 сентября, когда ничего не предвещало улучшения погодных условий, начальник объединенной метеослужбы полковник Н.П. Беляков дает прогноз, что завтра, 21 сентября, будет окно в тумане. Все приободрились.
Ранним утром 21 сентября казалось, что прогноз не оправдается. Видимость оставалась практически нулевой. И друг с аэродрома Рогачево идет доклад: «Туман уходит. Самолет с группой аэрофотосъемки готов к взлету». Ну а дальше все пошло четко, как по часам. На подлете к губе Черной самолет выдал сигнал на штабной корабль «Эмба» о готовности к работе. По команде с корабля отключается первичная система предохранения боезаряда, включается регистрирующая аппаратура, и затем, с определенными промежутками времени снимаются очередные ступени защиты «изделия». В 8 ч. 00 мин. по сигналу «Ноль» осуществляется подрыв боезаряда, который был опущен в воду на глубину примерно 10 м с тральщика пр. 253-Л.
Мы, находящиеся на береговом командном пункте в 8-10 км от эпицентра взрыва, вначале увидели вспышку в воде и одновременно почувствовали легкое сотрясение почвы. Раздался негромкий хлопок, поверхность над местом взрыва закипела, вспучилась и тут же начал подниматься водяной столб, внутри которого горящие газы образовали ярко светящийся стержень. Буквально через мгновение на вершине столба образовалась шапка, а от его подножия во все стороны пошли большие волны. Еще 3-4 секунды этот мощный водяной гриб растет, и затем обрушивается вниз огромными массами воды, а образовавшееся из паров белое облако начинает двигаться по ветру. В месте выхода султана рождаются все новые и новые высокие волны. Зрелище было грандиозное и незабываемое. Поднявшийся столб воды полностью закрыл от нас испытываемые корабли, и как ударная волна воздействовала на них, видно не было.
Вспоминает вице-адмирал в отставке Евгений Александрович Шитиков.
На этом новоземельском испытании я входил в оперативную группу при П.Ф. Фомине и отвечал за создание фильма о первом подводном ядерном взрыве и о разрушениях, причиненных им опытовым кораблям и объектам. Наша киногруппа находилась на берегу примерно в 7 км от места подрыва. При взрыве эсминец «Реут», поставленный в расчетную зону поражения, попал на границу султана, «подпрыгнул» и мгновенно затонул. Проведенное позже водолазное обследование показало, что его нос и корма сильных повреждений не имели, средняя же часть представляла собой груду искореженного металла. От тральщика-стотонника, с которого был опущен боезаряд, вообще ничего не осталось. Остальные корабли остались на плаву и киногруппа поспешила к ним на катере.
Эсминцы «Гремящий» и «Куйбышев» находились примерно на расстоянии 1200 м от эпицентра взрыва. Их раскачало до 15 о , но вода на палубу не попала. Действовавшая в момент взрыва машинно-котельная установка «Гремящего» повреждений не получила. Но при ее дистанционном включении появившийся черный дым окутал корабль и, создалось ложное впечатление, что он загорелся. Через ослабленные швы в корпусе вода попала в междудонные топливные цистерны. Появились вмятины в надстройке, были деформации дымовых труб и раструбов вентиляции, пострадали антенны, приборы и светильники. Схожие повреждения были и на «Куйбышеве». Эсминец «Карл Либкнехт» (1600 м) имел до взрыва течь корпуса, которая после взрыва значительно увеличилась и его, через 10 часов, отбуксировали на отмель. Механизмы не пострадали.
Тральщики стояли на расстояниях 800 и 1600 метров. На первом было много разбитых стекол, сорван прожектор, повреждено ограждение ходового мостика, имелись прогибы крышек люков, нарушилась центровка гидромуфты, на части трубопроводов появились трещины. На втором был затоплен отсек гребных валов, от чего образовался дифферент на корму, сорваны с карданных подвесов котелки магнитных компасов. Находящиеся же на больших удалениях транспорты повреждений не получили.
Из подводных лодок ближе всех к эпицентру (500 м) стояла С-81. У нее затопило шестой отсек и разрушило аккумуляторную батарею. Имея значительные повреждения, ПЛ полностью вышла из строя. На расстоянии 800 м в подводном положении на перископной глубине, поддерживаемая понтонами стояла подлодка Б-9, а в надводном положении – С-84. После взрыва Б-9 оставалась в том же положении (видны перископ и антенна), но через 30 часов погрузилась и повисла на стропах понтонов. Из-за нарушения плотности сальников в корпус поступило около 30 т воды и залило электродвигатели. С-84 получила незначительные повреждения.
На ПЛ С-19 (1200 м) по программе испытаний один торпедный аппарат имел открытую переднюю крышку. В нем выбило пробку и в первый отсек поступило около 15 т воды.
Большинство повреждений на подводных кораблях в дальнейшем было устранено прибывшим на них личным составом. На ПЛ Б-9 их устраняли три дня, на С-19 – два. При этом если бы на подводных лодках находились экипажи, то они легко устранили бы течь, и лодки сохранили бы боеспособность, правда, за исключением С-81.
На открытых палубах, надстройках и боевых постах опытовых кораблей кроме регистрирующей аппаратуры были размещены и биологические объекты: около сотни собак, примерно пятьсот коз, овец и мелких лабораторных животных. При подводном взрыве мгновенные гамма- и нейтронные излучения поглощала вода, но продукты радиоактивного распада в значительной степени были вынесены в воздушную среду. Самой коварной должна была быть базисная волна. Однако в ходе данного эксперимента направление ветра было противоположным стоянке кораблей. А поскольку базисная волна была отогнана ветром, то и число пораженных радиацией животных было небольшим.
И последнее - о дозах радиации полученных в этот день участниками испытания. Я, пробыв весь день на кораблях и акватории боевого поля, получил всего 2,5 рентгена.
Вспоминает Е.Н. Барковский.
Говоря о полученных результатах, необходимо отметить, что выставленные на испытательном поле противодесантные заграждения были сильно повреждены, но все береговые объекты, включая и причалы, остались целы, так как сооружались они уже с учетом поражающих факторов ядерного подводного взрыва. В целом, подводя итог воспоминаниям моих соратников, отмечу, что полученные тогда данные имели неоценимое научное и практическое значение, как для создания корабельного ядерного оружия, так и для дальнейшего совершенствования противоатомной защиты кораблей и военно-морских баз.
Так рождался Новоземельский полигон, впереди у которого были испытания самой торпеды и крылатой ракеты с ЯБЧ, воздушные, наземные и подземные взрывы. Их проведение стало одним из важнейших условий обеспечения создания ракетно-ядерного щита нашей Родины. Но то испытание было первым – военно-морской ядерный полигон заработал – и это событие тоже принадлежит истории отечественного Военно-Морского Флота. В 1979 г. начальник полигона вице-адмирал С.П. Кострицкий восстановил здание, где происходила сборка заряда, и установил мемориальную доску о первой боевой работе на Новой Земле.
|
|
 |