Вступительное письмо, написанное знаменитейшему синьору Микелю ди Кастельново синьору ди Мoвисьеро, Конкресальто и ди Жанвилля, кавалеру ордена христианнейшего короля, советнику его личного совета, капитану 50 солдат и послу светлейшей королевы Англии
Если бы я, знаменитейший кавалер, владел плугом, пас стадо, обрабатывал сад или чинил одежду, то никто не обращал бы на меня внимания, немногие наблюдали бы за мной, редко кто упрекал бы меня, и я легко мог бы угодить всем. Но я измеряю поле природы, стремлюсь пасти души, мечтаю обработать ум и исправляю привычки интеллекта — вот почему кто на меня смотрит, угрожает мне, кто наблюдает за мной, нападает на меня, кто догоняет меня, кусает меня, и кто меня схватывает, пожирает меня; и это — не один или немногие, но многие и почти все. Если вы хотите понять, откуда это, то я вам скажу, что причиной этого окружение, которое мне не нравится, чернь, которую я ненавижу, толпа, которая не удовлетворяет меня; я влюблен в одну, и благодаря ей я свободен в подчинении, доволен в муках, богат в нужде и жив во смерти; благодаря ей я не завидую тем, которые являются рабами в свободе, мучаются в наслаждениях, бедны в богатствах и мертвы в жизни; ибо в теле они имеют цель, которая их связывает, в духе — ад, который их угнетает, в душе — заблуждение, которое их заражает, в мыслях — летаргию, которая их убивает; и нет великодушия,
которое их освободило бы, долготерпения, которое их возвысило бы, сияния, которое их осветило бы, знания, которое
их оживило бы. Отсюда происходит то, что я не отступаю, подобно тоскующим, не опускаю рук от дела, которое мне
представляется; ни, подобно отчаявшимся, не поворачиваюсь спиной к неприятелю, который противостоит мне; ни,
подобно ослепленным, не отворачиваю очей от божественного предмета; а между тем меня большей частью считают
софистом, который больше стремится казаться тонким, чем быть правдивым; честолюбцем, который больше стремится
основать новую и ложную секту, чем подтверждать старую и истинную; искусителем, который добывает блеск славы,
распространяя тьму заблуждений; беспокойным умом, который опрокидывает здания здравых дисциплин и создает
орудия разврата. Пусть святые божества, синьор, уничтожат всех тех, которые несправедливо ненавидят меня, пусть
будет ко мне всегда благосклонным мое божество, пусть будут ко мне благоприятными все правители нашего мира,
пусть звезды приготовят такой посев для поля и такое поле для посева, чтобы из моего труда выросли полезные и
славные плоды для мира, которые раскрыли бы ум и пробудили бы чувства лишенных света; я же, конечно, не
измышляю чего-либо и, если и заблуждаюсь, то не думаю на самом деле, что заблуждаюсь; когда я говорю или
пишу, то спорю не из любви к победе самой по себе (ибо я считаю всякую репутацию и победу враждебными богу,
презренными и лишенными вовсе чести, если в них нет истины), но из любви к истинной мудрости и из стремления
к истинному созерцанию я утомляюсь. огорчаюсь и мучаюсь. Это докажут убедительные аргументы, которые зависят
от крепких оснований, которые происходят от упорядоченных чувств, которые получают сведения не от
ложных образов, а от истинных, определяющихся от природных предметов, подобно верным посланцам; они
представляются наличными для тех, кто их ищет, открытыми для тех, кто на них смотрит, ясными для тех, кто
их изучает, достоверными для тех, кто их понимает. И вот я вам представляю мои соображения о бесконечности,
вселенной и бесчисленных мирах.
Джордано Бруно
