Приглашение было совершенно неожиданным. Однажды утром во время того же визита 1972 г. я сидел в кабинете, который мне предоставили в “Instituto de Recursos Hidraulicos y Electrification”, электрической компании, принадлежащей панамскому правительству. Я внимательно изучал статистические данные, когда какой-то человек негромко постучался у открытой двери. Я пригласил его войти, обрадованный возможности отвлечься от созерцания цифр. Он представился личным водителем генерала и сказал, что прибыл отвезти меня в одно из генеральских бунгало.
Час спустя я сидел напротив генерала Омара Торрихоса. Он был небрежно одет в панамском стиле в слаксы и голубую с зеленым рубашку с короткими рукавами, застегнутую на все пуговицы. Он был высок, красив и хорошо сложен. Прядь темных волос спадала ему на лоб.
Он расспросил меня о моих недавних поездках в Индонезию, Гватемалу и Иран. Эти три страны очень нравились ему, но он казался особенно заинтригованным историей с приавителем Ирана, шахом Мохаммедом Реза-Пехлеви. Шах пришел к власти в 1941 г., после того как британцы и Советы свергли его отца, обвиняя его в сотрудничестве с Гитлером.
“Вы можете себе представить, – спросил Торрихос, – как можно вступить в заговор против собственного отца?”
Глава панамского государства знал очень много об истории Ирана, очень далекого от его страны. Мы говорили о том, как изменилась политика шаха в 1951 г., когда он отправил собственного премьер-министра Мохаммеда Моссадека в изгнание. Торрихос, как и все в мире, знал, что сделано это благодаря ЦРУ, заклеймившему премьер-министра коммунистом и вмешавшемуся в целях возвращения шаха к власти. Однако он не знал или не упоминал о том, о чем со мной поделилась Клодин, – о блестящей операции Кермита Рузвельта и о том, что это было началом новой эры империализма, искрой, зажегшей новое пожарище имперского строительства.
“После того, как шах вернулся к власти, – продолжал Торрихос, – он запустил ряд революционных программ, направленных на развитие индустриального сектора и ввел Иран в современную эпоху”.
Я спросил его, почему он так много знает об Иране.
“Я хочу многое взять у них, – ответил он. – Я не слишком высокого мнения о политике шаха – его готовности свергнуть отца и стать марионеткой ЦРУ – но он делает много полезного для своей страны. Возможно, мне следует у него поучиться. Если он останется в живых”.
“Вы думаете, нет?”
“У него могущественные враги”.
“И телохранители, одни из лучших в мире”.
Торрихос посмотрел на меня с иронией: “Его тайная полиция САВАК имеет репутацию безжалостных головорезов. Это не завоевывает друзей. Он не проживет слишком долго”. Он сделал паузу и закатил глаза: “Телохранители? У меня тоже есть несколько, – он махнул рукой в сторону двери, – вы думаете, они спасут мою жизнь, если собственная страна решит избавиться от меня?”
Я спросил, предвидит ли он на самом деле такую возможность.
Он поднял бровь особенным манером, заставив меня почувствовать неловкость: “У нас есть Канал. Это посерьезнее, чем у Арбенса с „United Fruit“.
Я изучал Гватемалу и понял, что имеет в виду Торрихос. “United Fruit Company” была в политическом смысле аналогом Панамского Канала. Основанная в конце 1800–х гг., “United Fruit Company” вскоре превратилась в одну из самых могущественных сил в Центральной Америке. В начале 1950-х гг. кандидат-реформист Хакобо Арбенс был избран президентом на выборах, признанных образцом демократии для всего полушария. В то время менее 3 процентов гватемальцев владели более чем 70 процентами земли. Арбенс пообещал бедным помочь вырваться из голода и осуществил после выборов программу всесторонней земельной реформы.
“Бедняки и средний класс повсюду в Латинской Америке аплодировали Арбенсу, – говорил Торрихос. – Он – один из моих героев. Но мы затаили дыхание. Мы знали, что „United Fruit“ против этой реформы, поскольку она была одним из крупнейших землевладельцев в Гватемале. Они были крупнейшими землевладельцами также в Колумбии, Коста-Рике, на Кубе, Ямайке, в Никарагуа, Санто-Доминго и у нас в Панаме. Они не могли позволить Арбенсу проводить в жизнь его идеи”.
Я знал остальное. “United Fruit” запустила пиар-кампанию в Соединенных Штатах, убеждая американскую публику и Конгресс в том, что Арбенс является частью русского заговора и Гватемала собирается стать сателлитом Советского Союза. В 1954 г. ЦРУ организовало переворот. Американские летчики бомбили столицу Гватемалы и демократически избранный Арбенс был свергнут и заменен на полковника Карлоса Кастильо Армаса, безжалостного диктатора правого толка.
Новое правительство было обязано всем “United Fruit”. В порядке благодарности правительство полностью развернуло ход реформы, отменило
налоги на ссудный капитал и дивиденды иностранных инвесторов, отменило тайну выборов и бросило в тюрьмы тысячи своих противников. Любой, осмелившийся высказаться против Кастильо, сурово преследовался. Историки связывают насилие и террор, царившие в Гватемале вплоть до конца столетия, с альянсом ЦРУ, “United Fruit” и гватемальской армии с ее полковником-диктатором.
“Арбенс был уничтожен, – продолжал Торрихос. – Политическая и гражданская смерть, – он сделал паузу и нахмурился. – Как ваши люди смогли проглотить все эти фальшивки ЦРУ? Я так легко не дамся. Военные тут мои люди. Политическое убийство тут не так-то просто организовать”, – он улыбнулся.
“ЦРУ придется убить меня самостоятельно!”
Мы просидели несколько мгновений в молчании, предаваясь своим мыслям. Первым нарушил молчание Торрихос:
“Знаете ли вы, кому принадлежит „United Fruit“?” спросил он.
“Zapata Oil”, компании Джорджа Буша, нашего посла в ООН”.
“Человеку с амбициями. – Он наклонился вперед и понизил голос. – и теперь я выступаю против его близких друзей в „Bechtel“.
Это поразило меня. “Bechtel” была самой могущественной инжиниринговой фирмой и часто сотрудничала с MAIN в проектах. В случае с генеральным планом развития Панамы я считал их нашими главными конкурентами.
“Что вы имеете в виду?”
“Мы рассматриваем возможность строительства нового канала, уровня моря, без шлюзов. Это позволит проходить крупным судам. Японцы могли бы заинтересоваться финансированием этого проекта”.
“Они же самые большие клиенты существующего Канала”.
“Точно. И конечно, если они дадут деньги, им и вести строительство”.
Меня как током ударило: “Bechtel” придется постоять в сторонке”.
“Крупнейший строительный проект в современной истории, – он сделал паузу. – Президент „Bechtel“ – Джордж Шульц, секретарь казначейства у Никсона. Вы можете представить себе удар – с его-то печально известным характером. „Bechtel“, набитый приятелями Никсона, Форда и друзьями Буша. Мне сказали, что „Bechtel“ тяготеет к Республиканской партии”.
Этот разговор заставил меня почувствовать себя крайне неуютно. Я был одним из людей, увековечивавших систему, которую он презирал, и я был уверен, что он знал это. Моя работа, состоявшая в том, чтобы убедить его взять междунароный кредит, связанный обязательством привлечь американские инжиниринговые и строительные фирмы для реализации проекта, казалось, уперлась в гигантскую стену. Я решил ударить в лоб.
“Генерал, – спросил я, – зачем вы пригласили меня?”
Он посмотрел на часы и улыбнулся: “Да, самое время перейти к делу. Панаме нужна ваша помощь. Мне нужна ваша помощь”.
Я был ошеломлен. “Моя помощь? Что я могу сделать для вас?”.
“Мы заберем назад Канал. Но этого недостаточно. – Он откинулся в кресле. – Мы должны стать образцом. Мы должны показать всем, что мы заботимся о наших бедных, и что наше стремление к независимости не продиктовано ни Россией, ни Китаем, ни Кубой. Мы должны доказать всему миру, что Панама – разумная страна, что мы не против Соединенных Штатов, а за права своих граждан”.
Он закинул ногу на ногу. “Для того, чтобы сделать это, нам нужна экономическая база, которой нет ни у кого в полушарии. Электричество? Да – но электричество, доступное для самых бедных и дотируемое. То же самое касается транспорта и коммуникаций. И особенно сельского хозяйства. Для этого мы готовы взять ваши деньги – деньги Всемирного банка и Межамериканского Банка Развития”.
Он снова наклонился вперед. Его глаза не отрывались от меня. “Я понимаю, что ваша компания стремится к большим подрядам и обычно получает их, раздувая объем проектов – более широкие автострады, более мощные электростанции, более глубокие гавани. Это – другой случай. Дайте мне, то что нам больше всего подходит, и я дам вам работу, которую вы хотите”.
То, что он предложил, было абсолютно неожиданно и одновременно шокировало и воодушевило меня. Это бросало вызов всему, чему я научился в MAIN. Конечно, он знал, что игра в иностранную помощь была обманом – он обязан был это знать. Она была предназначена для того, чтобы сделать богатым его и повязать его страну долгами. Она была предназначена для того, чтобы Панама навеки была обязана Соединенным Штатам и корпоратократии. Она должна была удержать Латинскую Америку на дорожке “Манифеста Судьбы” и сохранить ее подвластной Вашингтону и Уолл-Стрит. Я был уверен, что он знал о том, что система основана на предположении о том, что все люди продажны, и что его решение не воспользоваться ею для личной выгоды будет расценено как угроза новой цепной реакции костяшек домино, способной, в конечном счете, развалить эту систему.
Я смотрел на человека, сидящего напротив меня за кофейным столиком и понимавшего, что наличие Канала наделяет его особенной и уникальной властью и ставит в очень небезопасное положение. Ему требовалась осторожность. Он уже утвердился в качестве одного из лидеров стран третьего мира. Если бы он, подобно его герою Арбенсу, решил быть твердым, мир замер бы в ожидании. Как отреагирует система? Конкретнее, что предпримет американское правительство? Латиноамериканская история была заполонена мертвыми героями.
Я знал также, что смотрю на человека, бросившего вызов всем моим самооправданиям. У этого человека, очевидно, были свои недостатки, но он не был никаким пиратом, ни Генри Морганом, ни Фрэнсисом Дрейком – удалыми авантюристами, использовавшими каперские свидетельства как легальные прикрытия пиратства. Картинка на придорожном плакате не была обычным пиаром. “Идеал Омара – свобода, и не изобретена еще ракета для уничтожения идеалов!” Разве Том Пэйн не писал нечто подобное?
Это же заставило меня спросить себя – если идеалы не умирают,
то что можно сказать о людях, ими руководствующихся? Че, Арбенс, Альенде. И это
натолкнуло на второй вопрос: насколько я буду виноват, если из Торрихоса сделают мученика?
К тому времени, когда я покинул его, мы оба поняли, что MAIN получит контракт на генеральный план развития, если мы примем предложение Торрихоса.
Знаете ли Вы, почему "черные дыры" - фикция? Согласно релятивистской мифологии, "чёрная дыра - это область в пространстве-времени, гравитационное притяжение которой настолько велико, что покинуть её не могут даже объекты, движущиеся со скоростью света (в том числе и кванты самого света). Граница этой области называется горизонтом событий, а её характерный размер - гравитационным радиусом. В простейшем случае сферически симметричной чёрной дыры он равен радиусу Шварцшильда". На самом деле миф о черных дырах есть порождение мифа о фотоне - пушечном ядре. Этот миф родился еще в античные времена. Математическое развитие он получил в трудах Исаака Ньютона в виде корпускулярной теории света. Корпускуле света приписывалась масса. Из этого следовало, что при высоких ускорениях свободного падения возможен поворот траектории луча света вспять, по параболе, как это происходит с пушечным ядром в гравитационном поле Земли. Отсюда родились сказки о "радиусе Шварцшильда", "черных дырах Хокинга" и прочих безудержных фантазиях пропагандистов релятивизма. Впрочем, эти сказки несколько древнее. В 1795 году математик Пьер Симон Лаплас писал: "Если бы диаметр светящейся звезды с той же плотностью, что и Земля, в 250 раз превосходил бы диаметр Солнца, то вследствие притяжения звезды ни один из испущенных ею лучей не смог бы дойти до нас; следовательно, не исключено, что самые большие из светящихся тел по этой причине являются невидимыми." [цитата по Брагинский В.Б., Полнарёв А. Г. Удивительная гравитация. - М., Наука, 1985] Однако, как выяснилось в 20-м веке, фотон не обладает массой и не может взаимодействовать с гравитационным полем как весомое вещество. Фотон - это квантованная электромагнитная волна, то есть даже не объект, а процесс. А процессы не могут иметь веса, так как они не являются вещественными объектами. Это всего-лишь движение некоторой среды. (сравните с аналогами: движение воды, движение воздуха, колебания почвы). Подробнее читайте в FAQ по эфирной физике.
