к оглавлению

Этика Эпикура

Введение

Материалистический перипатеизм Стратона не был единственной и самой яркой формой античного материализма в эпоху эллинизма – ярче и полнее был материализм Эпикура и его учеников и последователей – эпикурейцев. В учении Эпикура (Epicurus) свое второе рождение получил атомизм Левкиппа и Демокрита, дополненный, однако эллинистическим материалистом рядом своих оригинальных мыслей. Эпикур и эпикурейцы активно боролись с современными им идеалистами и агностиками. Они доказывали материальность и познаваемость мира. Кроме того, эпикуреизм противостоял все более модным в эпоху эллинизма суевериям, предрассудкам, астрологии и магии, имевшим афро-азиатское происхождение и хлынувшим в Грецию из завоеванных регионов.

Эпикуру принадлежало около 300 папирусных свитков (“книг”). Но от них сохранились в основном лишь названия: “О природе”, “Об атомах и пустоте”, “Краткие возражения против физиков”, “О критерии, или Канон”, “Об образе жизни”, “О конечной цели”. В других сочинениях Эпикура трактовались вопросы музыки и медицины, проблемы зрения и справедливости, но все это погибло, поэтому главными источниками наших знаний об Эпикуре и его учении остаются десятая книга в компиляции Диогена Лаэртского, где приводятся три письма Эпикура к его ученикам – Геродоту, Пифоклу и Менекею, а также эпикуровы “Главные мысли”. Громадную информацию об эпикуреизме дает поэма Лукреция “О природе вещей”. В 1888 г. была опубликована найденная в ватиканской рукописи подборка изречений Эпикура, отличающаяся от той, что содержится в его “Главных мыслях”. Кроме того, мы имеем найденные при раскопках Геркуланума папирусные свитки, в которых содержатся как сочинения эпикурейца Филодема из палестинской Гадоры, современника Цицерона, говорящие об эпикурейской традиции, так и отрывки из писем самого Эпикура. Кроме того, в 1884 г. в Эноанде в Ликии (Малая Азия) была найдена высеченная на камне неким Диогеном надпись, содержащая как бы эпикурейский катехизис.

Некоторые древние авторы обвиняли Эпикура в плагиате, например, Аристон в “Жизнеописании Эпикура” утверждает, что Эпикур якобы списал свой “Канон” с “Треножника” Навсифана, тогда как стоики со своей стороны утверждали, что Эпикур выдавал за свое и учение Демокрита об атомах, и учение Аристиппа-киренаика о наслаждении как высшем благе. Некоторые основания для этих обвинений были – ведь эллиническая философия малооригинальна, она скорее повторяет и дополняет старое, чем создает новое, так что, если философы и строят, то уже на застроенном участке, так что они скорее перестраивают, чем строят.

Жизнеописание Эпикура

Эпикур родился в 341/340 г. до н.э. на острове Самосе – родине и Пифагора, и Мелисса, и астронома Аристарха. Однако Эпикур – афинянин, а не самосец. Его отец Неокл принадлежал к афинскому дему (дем – часть территориальной общины в Афинах) Гаргетта, к роду Филаидов, но жил на Самосе как один из афинских поселенцев клерухов.

Эпикур происходил от незнатных и небогатых родителей. Его отец был учителем словесности. Желая унизить Эпикура и вместе с ним его учение, вечные враги эпикуреизма – стоики рассказывали об Эпикуре, что он в свои отроческие годы “при матери ходил по лачугам, читая заклинания, а при отце учил азбуке за ничтожную плату” (цит. по 1, стр. 491). Будучи формально афинянином, Эпикур оказался в Афинах лишь в восемнадцатилетнем возрасте для докимасии – проверки гражданских прав лиц, достигших совершеннолетия. Диоген Лаэртский говорит, что в это время в Академии преподавал Ксенократ, Аристотель же был уже в Халкиде на острове Эвбея. Следовательно, Эпикур оказался в Афинах в 323/322 гг. – этим и определяется время рождения Эпикура. Вернуться на родину Эпикур уже не смог: в наказание за восстание против Македонии афиняне были, в частности, изгнаны с Самоса, а их тамошняя колония ликвидирована. Семья Эпикура (а кроме имен отца и матери мы знаем еще имена трех братьев Эпикура) была вынуждена скитаться. В конце концов, она обосновалась в Колофоне в Малой Азии. В этот город, бывший некогда родиной Ксенофана, и отправился из Афин прошедший докимасию двадцатилетний Эпикур.

Мы не знаем, в какой мере Эпикур мог использовать для философских занятий свое пребывание в Афинах, где философская жизнь продолжалась даже в эти смутные годы и где преподавали не только академик Ксенократ, но и перипатетик Феофаст, да и многие другие философы. Цицерон в своем труде “О происхождении богов” допускает, что Эпикур слушал лекции Ксенократа. Интерес к философии у Эпикура пробудился в его отроческие годы, когда он читал “Теогонию” Гесиода, в которой этот любопытный крестьянин спрашивает геликонских муз: “…что прежде всего зародилось?” (цит. по 1, стр. 491). На заданный вопрос музы ответили так: “Раньше всего зародился хаос” (цит. по 1, стр. 491). А что было до хаоса? Откуда хаос взялся? На эти вопросы Эпикура его учитель словесности (возможно, что его отец) не смог или не захотел ответить, сказав, что грамматики этими вопросами не занимаются, и посоветовал обратиться к философам.

Известно, что первым из учителей Эпикура в области философии был еще на острове Самос академик Памфилий, а во времена пребывания Эпикура в Афинах, возможно, как было сказано, – Ксенократ. Возвращаясь из Афин, Эпикур некоторое время учился на острове Родос у перипатетика Праксифана. Известно также, что Эпикур изучал все еще существовавшие в те годы сочинения Демокрита и учился у демокритовца Нафсиана Теосского – автора “Треножника”.

Однако Эпикур любил называть себя самоучкой и отзывался презрительно и о Демокрите, которого называл “Лерокритом”, т.е. “Пустокритом” (от “лерос” – пустяки, вздор, бессмыслица), и о Нафсифане, давая и ему обидные прозвища, и о Платоне, и об Аристотеле, и о Гераклите, и о Протагоре. Это говорит не в пользу Эпикура. Именно от него пошла легенда о том, что Левкипп не существовал.

Будучи энергичной и творческой личностью, Эпикур привлек к себе многих мыслящих людей и образовал свою школу сначала на острове Лесбос в Митилене, а затем в Лампсаке (в малоазийской Греции). В Митилене Эпикур приобрел дружбу лесбосца Гермарха, в Лампсаке – других преданных учеников: Метродора (это любимейший ученик Эпикура, умерший еще при жизни учителя), Полиэна, Леонтия, Колота, Идоменея, а также всех своих трех братьев (редкий случай в истории философии): Неокла, Хередема и Аристобула. С этой-то когортой учеников и прибывает, наконец, афиняни Эпикур в 306 г. до н.э. в Афины. Купив за 80 мин (мина – около полкилограмма серебра) уединенный сад с домом, он поселяется там вместе со своими учениками. Так возник знаменитый “Сад Эпикура”, над входом в который было начертано: “Гость, тебе будет здесь хорошо: здесь удовольствие – высшее благо” (цит. по 2, стр. 392).

Однако школа Эпикура не была публичной философско-образовательной школой наподобие Академии или Ликея. “Сад” – замкнутое сотоварищество единомышленников. В отличие от Пифагорийского союза, Эпикурейский союз не обобществлял собственность своих членов: “Эпикур не считал, что добром нужно владеть сообща, по Пифагорову слову, что у друзей все общее, – это означало бы недоверие, а кто не доверяет, тот не друг” (цит. по 1, стр. 492). Также в отличие от Пифагорейского союза, Эпикур и его друзья нисколько не занимались политической деятельностью. В основе неписаного устава школы лежал принцип Эпикура: “Проживи незаметно!” (цит. по 1, стр. 493). Он объясняется не только скромностью Эпикура, но и невозможностью граждан влиять на развитие политических событий и социальных явлений в условиях деспотических эллинистических монархий. Однако в отличие от иногороднего основателя другой философской школы в Афинах – Хенона-стоика афинянин Эпикур был патриотом. Он мечтал об освобождении Греции от македонского ига.

В своем “Саду” Эпикур провел вторую половину своей жизни, лишь изредка выезжая в Лампсак, где у него остался, по-видимому, как бы филиал его школы. У Эпикура всячески поддерживался культ дружбы, это было в согласии с его учением: из того многого, что приносит мудрость для счастья, главный дар – дружба. В “Сад” временами съезжались эпикурейцы и со стороны. Жизнь в “Саду” была скромной и неприхотливой. Эпикур, как и все остальные состоятельные эллины, был рабовладельцем, но относился к своим рабам кротко, некоторые его рабы даже учавствовали в философских занятиях. Некоторых своих рабов Эпикур отпустил на волю, и они стали полноправными членами “Сада”. Таковым стал, например, раб по имени Мис. “Сад” просуществовал более восьмисот лет.

Добродетели Эпикура. Его отношение к Богу, смерти, страданиям

Полагая наслаждение “началом и целью блаженной жизни”, Эпикур понятие добродетели связывает с понятием средств достижений этой цели. “Красоту, добродетель и тому подобное следует ценить, если они доставляют удовольствие; если же не доставляют, то надо с ними распрощаться” (цит. по 3, стр. 220).

Особое место среди добродетелей Эпикур отводит справедливости и мудрости. “Справедливость, происходящая от природы, есть договор о полезном – с целью не вредить друг другу и не терпеть вреда... Справедливость сама по себе не есть нечто, но в сношениях людей друг с другом в каких бы то ни было местах, всегда она есть некоторый договор о том, чтобы не вредить и не терпеть вреда” (цит. по 3, стр. 230).

Эпикур отмечает моменты абсолютности и относительности в категории справедливости: “В общем справедливость для всех одна и та же, потому что она есть нечто полезное в сношениях людей друг с другом; но в отношении индивидуальных особенностей страны и других каких бы то ни было обстоятельств справедливость оказывается не для всех одной и той же” (цит. по 3, стр. 217). Подобно Аристотелю, он отличает политическую справедливость от общей справедливости (т.е. от нравственного содержания справедливости).

Итак, смысл добродетелей — вести к наслаждению, способствовать достижению атараксии, т.е. безмятежно-спокойного и вместе с тем деятельного состояния души. Счастье вырастает из морального и физического здоровья. И, подобно Демокриту, Эпикур полагает, что не может быть счастливым тот, кто исполнен ложных страхов перед неведомым — страха перед богами и боязни смерти. От того и другого избавляет мудрость, потому-то она и есть высшая из добродетелей.

Эпикур, как и Демокрит, не отрицает существования богов, но стремится доказать, что боги никакого отношения к жизни людей не имеют. Он предполагает рационалистическое доказательство безразличия бога (богов) к людям.

При этом он рассуждает следующим образом: бог (если допустить, что он существует, хотя люди не имеют тому никаких доказательств) должен обладать, по крайней мере, двумя атрибутами — всемогуществом и всеблагостью (ведь утверждают же Платон и даже Аристотель, что бог есть добро!). Однако в мире существует зло. Доказывать истинность последней посылки нет нужды, ибо каждый человек в этом отношении имеет богатый опыт. Каково же отношение бога ко злу в мире? “Бог или желает уничтожение зла, но не может этого достичь; или же может его уничтожить, но не хочет; или же не хочет и не может; или же хочет и может. В первом случае бог не всемогущ, чего предположить нельзя. Во втором случае у него не было бы благой воли, чего также предположить нельзя. В третьем случае бог был бы и не всемогущим и не благим. Остается последнее: он может и хочет уничтожить зло. Почему же он этого не делает? Потому что он не вмешивается в события мира” (цит. по 3, стр. 233). Коль скоро боги не вмешиваются в жизнь людей и никаким способом не дают о себе знать, тогда законен вопрос: а есть ли они? И римский последователь Эпикура Лукреций отвечает на него – нет, и не было: признание их существования – лишь плод незрелого сознания.

У Цицерона говорится, что Эпикур “до основания разрушил всю религию… учением своим опрокинул храмы и жертвенники бессмертных богов” (цит. по 1, стр. 501). Почему? Да “с какой стати люди должны почитать богов, когда боги не только не опекают людей, но вообще ни о чем не заботятся, ничего не делают?” (цит. по 1, стр. 501). Здесь очень хорошо выдана тайна веры в богов: боги нужны людям только ради выгоды. Эпикуровы же боги бездеятельны, ибо блажены, а блаженство якобы и заключается в безделье.

Говоря о страхе смерти, Эпикур утверждает, что его источником являются ложные представления о бессмертии души, а вместе с ними и о вечности страдания. Но душа, так же как и тело, состоит из атомов. Когда распадается тело, распадается и душа, подобно тому, как все в природе возникает от сцепления атомов и исчезает с их распадением. Бессмысленны все рассуждения о перевоплощении души, о посмертном наказании или царстве мертвых: “Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Ведь все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущения! (цит. по 4, стр. 196).“Смерть не имеет никакого отношения к нам: ибо то, что разложилось, не чувствует, а то, что не чувствует, не имеет никакого отношения к нам” (цит. по 4, стр. 196). Чтобы доказать абсурдность страха смерти, Эпикур прибегает даже к парадоксальным, граничащим с софизмом утверждениям: “...самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как когда мы существуем, смерть еще не присутствует; а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем. Таким образом, смерть не имеет отношения ни к живущим, ни к умершим, так как для одних она не существует, а другие уже не существуют” (цит. по 3, стр. 209 – 210).

Итак, страх перед смертью философ считал нелепым, однако как хороший психолог он понимал, что человеку присущ страх перед страданием, нередко предшествующим смерти. Значит, чтобы добиться ясного, безмятежного состояния духа, надо учиться побеждать страдания. Рассуждая о путях их преодоления, Эпикур и в этом случае не соглашается с Аристиппом; выступает он также и против Гегесия, прозванного Учителем смерти.

Гегесий, современник Эпикура и последователь Аристиппа, учение о сиюминутном удовольствии довел до естественного завершения, обратив гедонизм в пессимизм. Высшее благо — удовольствие, но оно мимолетно, преходяще и недостижимо для человека, так как страдание доминирует над удовольствием; сама жизнь — непрерывная цепь страданий, и каждый новый прожитый день лишь новое звено в этой цепи; поэтому выход человек может найти только в смерти, которая одна освобождает его от страдания. В эпоху упадка греческих полисов и распада империи Александра Македонского, сопровождавшихся политической неустойчивостью и войнами, страстная проповедь Гегесия, по свидетельству современников, производила ошеломляющее впечатление. Его выступления заканчивались иногда массовыми самоубийствами; из-за этого Птолемей Филадельф приказал даже выслать его из Египта как человека, вредного для государства. Обращаясь к Гегесию и его последователям, Эпикур восклицает: “Что за безумие бросаться в объятия смерти из отвращения к жизни, когда именно ваш род жизни и заставляет завидовать смерти... Худший [из наших противников] это тот, кто повторяет вслед за поэтом: “Первым благом было бы совсем не родиться, вторым — как можно раньше вступить во врата Аида”. Если он действительно убежден в истине своих слов, почему же не покидает он жизни? Ведь он всегда может это сделать, если по размышлении твердо решился на это. Но если он говорит шутя, то он шутит с вещами, не терпящими шуток” (цит. по 5, стр. 137).

Эпикур учит не избегать страданий, а побеждать их: “Всякое страдание есть зло, но не всякого страдания следует избегать” (цит. по 3, стр. 211). Страдание и удовольствие взаимосвязаны, необходимо понять эту связь, научиться верно оценивать меру страдания и меру удовольствий и проявлять стойкость в страдании.

Разумный подход к пониманию страданий обнаруживается не в стенаниях, воплях и трусливом бегстве от них или от жизни, полной страданий: человек должен различать страдания по качеству, силе, длительности и степени необходимости. “Не будем винить плоть, считая ее виновницей великих зол, и не будем наши неприятности сваливать на обстоятельства” (цит. по 4, стр. 197). Эпикур подчеркивает важность такого этического подхода к проблеме страдания. Ведь многие и физические и духовные страдания мы испытываем по собственной вине, легкомыслию или неразумию. Винить в них судьбу и ее обстоятельства — признак ограниченности, невежества. Если же речь идет о страданиях, причина которых не в нашей власти (страдания от тяжкого недуга, не явившегося следствием собственной невоздержности; страдания, которые выпадают на долю гражданина в условиях войн), — сетование на них признак слабодушия. Должно учиться нравственной стойкости в перенесении страданий. Физическим страданиям нужно противопоставлять ясность и силу мысли; так могут быть побеждены самые жестокие физические страдания.

Возвращаясь к критике Гегесия, Эпикур по-иному ставит вопрос о самоубийстве, к которому, по сути, сводилось все учение Учителя смерти. “Скверно жить в нужде, но никакая необходимость не приковывает нас к такой жизни. Если страдания сносим — будем сносить их; если нет — равнодушно выйдем из жизни, которая нам более не по душе, как покидают театр” (цит. по 5, стр. 145). Однако, говорит Эпикур, этот выход — крайний, и определяется он мерой выпавших на долю человека страданий. Какова же эта мера, философ показал собственным примером: с молодых лет страдая тяжелейшим и неизлечимым недугом (камни в мочевом пузыре, причинявшие ему такие страдания, что во время приступов он терял сознание от боли), он не только не покинул жизнь, но сохранил оптимизм и жизнерадостность до глубокой старости.

Человек может победить страдание, может избавиться от ложных страхов – все это доступно людям. Каждый способен достичь высшего блага – счастья, которое состоит в безмятежном, спокойном состоянии духа, в атараксии.

Атараксия Эпикура есть конкретизация евтимии Демокрита, она противостоит апатии (бесстрастию) Зенона-стоика. “Благополучие и счастье – не в обилии денег, не в высоте положения, не в должностях каких-либо или силе, но в свободе от печали, в умеренности чувств и расположении души, полагающих всему пределы, назначенные природой” (цит. по 3, стр. 235 –236).

Философские принципы и этические взгляды Эпикура

Эпикур утверждал практическую цель философии, ее этический смысл: “Пусты слова того философа, которыми не врачуется никакое страдание человека. Как от медицины нет никакой пользы, если она не изгоняет болезней из тела, так и от философии, если она не изгоняет болезней души” (цит. по 2, стр. 393). Подлинным гимном жизнеутверждения звучит его речь о ценности философии как пути к достижению счастья: “Пусть никто в молодости не откладывает занятия философией, а в старости не устает заниматься философией: ведь никто не бывает ни недозрелым, ни перезрелым для здоровья души. Кто говорит, что еще не наступило или прошло время для занятия философией, тот похож на того, кто говорит, что для счастья еще нет или уже нет времени. Поэтому и юноше, и старцу следует заниматься философией: первому — для того, чтобы, старея быть молоду благами вследствие благодарного воспоминания о прошедшем, а второму — для того чтобы быть одновременно и молодым, и старым вследствие отсутствия страха перед будущим. Поэтому следует размышлять о том, что создает счастье, если действительно, когда оно есть, у нас все есть, а когда его нет, мы все делаем, чтобы его иметь” (цит. по 3, стр. 354 –355).

Для Эпикура нет затруднения, которое лишь формально преодолел Демокрит: как сочетать свободу воли с детерминизмом? Мир материален, тела – сцепление атомов, душа состоит из наиболее тонких атомов, родственных огню. Все это известно со времен Демокрита. Однако между учениями Эпикура и Демокрита о бытии есть одно фундаментальное отличие, на которое впервые указал К. Маркс в своей диссертации. Речь идет о теории отклонения атомов от пути своего движения, которое не учитывалось в фаталистичном учении Демокрита о природной необходимости. Самопроизвольное отклонение атомов – вот то, что в онтологии служит обоснованием случайности в природе, а в этике – причиной свободы воли. Эпикур не только устраняет божественное вмешательство в дела людей, последовательно продолжая мысли Демокрита, но и преодолевает фатализм необходимости в его учении. “Одни события происходят в силу необходимости, другие — по случаю, а иные зависят от нас, так как необходимость не подлежит ответственности, а случай непостоянен... но то, что зависит от нас, не подчинено никакому господину, и за этим следует как порицание, так и противоположное ему” (цит. по 4, стр. 191).

Человек обладает свободой выбора, и это не только не противоречит учению о материальности мира, его закономерностям, но, напротив, есть одно из проявлений этих закономерностей. Так разрешает Эпикур важнейшую предпосылку для построения системы этики.

Учение о благе Эпикур, подобно Демокриту, начинает с рассмотрения проблемы удовольствия и страдания (тогда как, по Платону, она не имеет отношения к морали, а, по Аристотелю, занимает подчиненное, более близкое биологии и психологии, но не этике, место; поэтому-то Аристотель рассматривает эту проблему совершенно независимо от критерия и источника нравственности).

“Начало и корень всякого блага — это удовольствие чрева: даже мудрость и прочая культура имеют отношение к нему” (цит. по 5, стр. 241), — говорит Эпикур, а его ученик и друг Метродор доводит эту мысль до парадоксальной формы: “В чреве — вот в чем разум, согласующийся с природой, находит свой истинный предмет” (цит. по 4, стр. 191). Этим положением Эпикур подчеркивает, что начало потребностей человека — материально, в этом нет ничего постыдного, ибо здесь обнаруживается естественная необходимость. “Не считай нисколько не согласным с учением о природе (т.е. неестественным) то, что когда кричит плоть, кричит душа. Голос плоти: не голодать, не жаждать, не зябнуть. Душе трудно помешать этому и опасно не внимать природе, повелевшей ей вследствие присущего ей ежедневного довольствия своим” (цит. по 5, стр. 244).

Более того, Эпикур сам, словно отвечая будущим критикам, опровергает вульгарно-материалистическое толкование стремления к удовольствиям. Он различает желания (потребности) по степени их необходимости: “Желания бывают: одни — естественные и необходимые, другие — естественные, но не необходимые, третьи — не естественные и не необходимые, но происходящие от пустых мнений” (цит. по 3, стр. 216). Правило Эпикура – удовлетворять естественные и необходимые потребности (в пище, питье, жилище), умеренно пользоваться естественными, но не являющимися необходимыми потребностями (например, половой потребностью) и самым решительным образом преодолевать потребности вздорные (вроде желания воздвигать себе при жизни статуи, равно и другие стремления к почестям).

Очевидно, что такой подход к удовольствиям весьма далек от вульгарного понимания эпикурейства как плотского наслаждения жизнью, “свинства” и иных утверждений его противников. Например, мыслитель постоянно подчеркивает похвальную умеренность, умение довольствоваться необходимым: “Я ликую от радости телесной, питаясь хлебом и водою, и плюю на дорогие удовольствия, — не из-за них самих, а из-за неприятных последствий их” (цит. по 4, стр. 192). Главным для Эпикура является спокойствие духа, поэтому в одном из писем он советует своему другу: “Лучше тебе не тревожиться, лежа на соломе, чем быть в тревоге, имея золотое ложе и дорогой стол!” (цит. по 1, стр. 500).

Человек естественно, но природе своей стремится к удовольствиям и старается избежать страдания. Казалось бы, проблема счастливой жизни, по Эпикуру, разрешается самим этим стремлением. Это кажется тем более справедливым, что сам философ постоянно подчеркивает естественные основы морали, вновь и вновь возвращаясь к исходному положению о первичности стремления к удовольствию и отвращения от страдания. “Мы говорим, что удовольствие есть начало и цель счастливой жизни... мы знаем, что оно есть первое и природное благо; если мы что-либо избираем или отталкиваем, то по причине удовольствия мы бежим ему навстречу, распознавая всякое благо с помощью ощущений, как правило” (цит. по 4, стр. 193).Однако, если бы Эпикур говорил только это, его позиция, несмотря на скромность потребностей, в принципе не отличалась бы от гедонизма киренаиков, наиболее четко сформулированного Аристиппом: “Цель не то же, что счастье; действительно цель есть частичное удовольствие минуты, тогда как счастье дается совокупностью частичных удовольствий, к которым привносят удовольствия прошлого и будущего. Частичное удовольствие — само по себе добродетель, счастье есть добродетель не само по себе, а через составляющие его частичные удовольствия ” (цит. по 4, стр. 193). Смысл этого рассуждения состоит и том, что непосредственность, интенсивность удовольствии есть главные его характеристики. Чтобы увидеть коренное отличие точек зрения Эпикура и Аристиппа, необходимо выяснить их позицию применительно к фактору времени.

Аристипп учил: человек живет лишь настоящим; для него нет ни прошлого (как уже протекшего времени), ни будущего (поскольку оно еще не наступило и может быть вообще не наступит для данного человека). Значит, смешно терпеть страдания или откладывать сиюминутное удовольствие ради будущего, ведь синица в руках лучше журавля в небе. Если же удовольствие не имеет временного масштаба, то остается лишь его интенсивность. Чувственные наслаждения в этой схеме естественно займут первое место, а те из них, которые более доступны и наиболее сильны, и есть самые желанные, ибо счастье – сумма сиюминутных удовольствий.

Эпикур, полемизируя с киренаиками, в рассуждение об удовольствиях включает как необходимую и временную характеристику. При выборе удовольствий и избежании страданий всегда нужно иметь в виду не только настоящее, но и будущее, т.е. последствия удовлетворенных сегодня желаний, перспективу получения большего удовольствия. Более того, выбор должен диктоваться не только настоящим и будущим, но и прошлым, т.е. накопленным опытом. “Лучше вытерпеть... некоторые страдания, чтобы насладиться большими удовольствиями; полезно воздержаться от... некоторых удовольствий, чтобы не терпеть более тяжких страданий” (цит. по 3, стр. 233). Подобное же предвидение, соединенное с суждением о разнокачественности удовольствий, приводит к необходимости определить критерий выбора, стоящий над простым чувственным стремлением. “Правда, мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства, или чувственности, как полагают те, кто не знает, не разделяет или плохо понимает наше учение, – нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятения души” (цит. по 1, стр. 502).

Различие отношения к будущему у Аристиппа и Эпикура приводит мыслителей к различному мироощущению. Это важно отметить, так как в литературе часто смешивают гедонизм и эпикуреизм, полагая, что их значения очень близки и характеризуются оптимистическим, жизнерадостным отношением к бытию. Однако философия гедонизма есть “пессимизм наизнанку”, есть психология “пира во время чумы”, так как погоня за немедленными, сиюминутными удовольствиями проистекает из неверия в будущее. Это – позиция гибнущих сословий и классов, в которой нет ни грамма оптимизма и, тем более, – демократизма. С наибольшей лаконичностью она выражена в печально знаменитой фразе Людовика XV, произнесенной много веков спустя: “После меня — хоть потоп” (цит. по 4, стр. 194).

Напротив, установка Эпикура пронизана оптимизмом, искренней убежденностью в том, что завтрашний день будет лучше. “Природа учит считать ничтожным то, что дается случаем, и, находясь в счастье, признавать себя несчастным, а находясь в несчастье, не придавать большого значения счастью и принимать без шума [спокойно] блага, которые даются случаем, и быть готовым к бою с кажущимся злом, которое дается им: ведь бренно все, что толпа считает благом и злом, а мудрость не имеет ничего общего со случаем” (цит. по 3, стр. 235). Только с этих позиций возможно предпочесть как более высокие духовные наслаждения, не презирая наслаждений физических, но отводя им подчиненное положение. “Не следует насиловать природу, следует повиноваться ей, а мы будем повиноваться ей, необходимые желания исполняя, а также естественные, если они не вредят, а вредные сурово подавляя” (цит. по 3, стр. 220).

Нравственный идеал Эпикура

Нравственным идеалом у Эпикура является жизнь мудреца, философа, который не презрел земные блага, а, напротив, живет в согласии с природой и, следовательно, лучше всего соблюдает цель жизни, назначенную природой. Только такая жизнь рождает гармонию человеческого существования. В противном же случае, “если ты по всякому поводу не будешь приурочивать действий своих к цели природы, если ты отвернешься от этой цели, чтобы искать и избегать чего-нибудь другого, действия твои будут в разладе с мыслью” (цит. по 4, стр. 199). Именно в согласии с природой, освободившись от предрассудков и ложных мнений, сообразуя свои потребности с тем, что природно необходимо, мудрец достигает высшего удовольствия в деятельности мысли и внутренней свободы.

Мудрец блажен не потому, что подобен богам, а потому, что он наиболее глубоко познал законы природы и живет в соответствии с ними. Он знает меру своих сил и разумно пользуется ими. Он освободил себя от ложных мнений и стремлений и потому спокоен, безмятежен и устремлен к познанию истины. Ему известно, что счастье заключается в достижении наиболее прочного и длительного наслаждения, источником которого могут быть только духовные блага — дружба и знание. “Блажен тот, кто удаляется от мира без ненависти, прижимает к груди друга и наслаждается с ним” (цит. по 5, стр. 200).

Эпикурейский идеальный человек (мудрец) отличается от мудреца в изображении стоиков и скептиков. В отличие от скептика эпикуреец имеет прочные и продуманные убеждения. В отличие от стоика эпикуреец не бесстрастен. Ему ведомы страсти (хотя он никогда не влюбится, ибо любовь порабощает). В отличие от киника эпикуреец не будет демонстративно нищенствовать и презирать дружбу, напротив, эпикуреец никогда не покинет друга в беде, а если надо, то он и умрет за него. Эпикуреец никогда не будет наказывать рабов. Никогда не станет тираном. Эпикуреец, далее, не раболепствует перед судьбой (как это делает стоик): он понимает, что в жизни одно действительно неизбежно, но другое случайно, а третье зависит и от нас самих, от нашей воли. Эпикуреец не фаталист. Он свободен и способен на самостоятельные, самопроизвольные поступки, будучи подобен в этом отношении атомам с их самопроизвольностью.

Подобно Демокриту и Аристотелю, Эпикур выше всего в людских отношениях ценит дружбу, основанную на равенстве и единомыслии. Отмечая в дружбе утилитарный момент (“всякая дружба желанна ради себя самой, а начало она берет от пользы” (цит. по 2, стр. 393)), он отнюдь не сводит ее к выгоде. Бескорыстная дружба всегда связана с готовностью оказать поддержку: “Мы не столько имеем надобность [в помощи] от друзей, сколько в уверенности относительно помощи” (цит. по 3, стр. 220). Мудрость и дружба неразрывно связаны, ибо истинная дружба порождается мудростью. “Благородный человек всего более занят мудростью и дружбой, одна из них есть, благо смертное, другая — бессмертное” (цит. по 3, стр. 224), ибо память о нем сохраняется друзьями.

Занятия философией, как и дружба, способствуют достижению безмятежности души (атараксии). Причем философия у Эпикура всегда обладает практической направленностью: она исцеляет от душевных страданий и ей не мешает тесная связь с жизнью: “Следует смеяться и философствовать и в то же время заниматься хозяйством и пользоваться всеми остальными способностями и никогда не переставать изрекать глаголы истинной философии” (цит. по 5, стр. 114).

Эпикур сплотил вокруг себя единомышленников: “сад Эпикура” представлял собой совершенно исключительное явление. По свидетельству античных авторов, все члены эпикурейской общины были связаны между собой узами теснейшей дружбы и взаимной симпатии. Сам Эпикур нежно любил своих учеников, проявляя о них и их детях постоянную заботу (например, почти восемь лет он оказывал помощь детям Метродора, который умер раньше него). Особенностью общины эпикурейцев было то, что в нее на равных правах входили женщины и рабы. В отличие от всех предшественников и современников, которые полагали, что раб находится вне морали, Эпикур не разделял эту точку зрения. Впервые идея, высказанная младшими софистами, получила практическое воплощение в эпикурейской общине. Все же это не помешало Эпикуру в теории оставаться идеологом рабовладельческой демократии: свое учение о морали он обращает к свободным гражданам.

Ученикам и последователям Эпикур преподал урок редкой нравственной цельности и душевного мужества. Его оптимизм, умение радоваться жизни и заботиться о других, выражены в предсмертном письме Гермарху: “Гермарху от Эпикура привет! Когда я писал тебе это, я переживал счастливый день, который вместе и мой последний день. Меня преследовали такие муки, что ничего, кажется, нельзя было прибавить к их силе. Но страданиям тела противопоставил я радость духа, исходившую из воспоминания о моих изобретениях. Ты же, Гермарх, чтобы дать новое доказательство той привязанности, которую ты смолоду питаешь ко мне и моей философии, имей попечение о детях Метродора” (цит. по 4, стр. 201).

Эпикур знает, что смерть — это распад тела на атомы. “Мы рождаемся один раз, а дважды родиться нельзя, но мы должны уже целую вечность не быть” (цит. по 3, стр. 219). Нет бессмертия души, нет иной жизни, кроме земной, а к этой земной жизни он привязан, ибо, вопреки страданиям, он – жизнелюб. Мужество Эпикура это – нравственная стойкость мыслителя, свободного от предрассудков, убежденного в ценности для людей того, что он сделал.

Эпикур предложил людям “тетрафарком” – четверолекарствие, способное излечить человечество от болезненного страха и указать путь к счастливой жизни: “Бог не внушает страха; смерть не внушает опасения; благо легко достижимо; зло легко претерпеваемо” (цит. по 2, стр. 393).

Притягательная сила учения Эпикура и его личности в жизненности и доступности выдвинутых им философских принципов, его гуманности и свободомыслии. Именно это обусловило долгую жизнь эпикурейских общин. Изо всех школ античной философии только школа эпикурейцев выдержала борьбу с христианством и погибла последней в VI в. н.э. (а по некоторым источникам в VIII) с тем, чтобы одной из первых возродиться в XV столетии в Италии и Франции. Традиции этики Эпикура продолжали развиваться в новое время.

После смерти Эпикура (270/271 г.) его приемником по руководству школой стал Гермарх из Митилены. Воспитанником этой школы стал такой выдающийся представитель античного атомизма, как римский философ Лукреций.

Список литературы

1. Чанышев А.Н. Философия Древнего мира: Учебник для вузов. – М: Высш. шк., 2003.

2. Новая философская инциклопедия, т. 4. – М: “Мысль”, 2001.

3. Материалисты древней Греции: Собрание текстов Гераклита, Демокрита и Эпикура/АН СССР, Ин-т философии; Общ. ред. и вступ. статья М.А. Дынника. – М.: Госполитиздат, 1955.

4. Иванов В.Г. История этики Древнего мира. – Л.: Изд. ЛГЦ, 1980.

5. Шакир-заде А.С. Эпикур. – М.: Соцэкгиз, 1963.

к оглавлению