Стоя у тусклой, бесцветной стены больничного коридора, Анри рассеянно ловит обрывки разговоров.
—
Большего беспорядка я в жизни не видел, — возмущается черноволосый худощавый лейтенант. — И это они называют мобилизацией. Нам приходилось десятками направлять солдат, не нашедших свои части, в первые же попавшиеся батальоны.Его собеседник, плотный бородатый артиллерист, сочувственно кивает головой. Правая рука его на перевязи, и незастегнутый, наброшенный па плечи мундир открывает нижнюю рубаху далеко не первой свежести.
- Что и говорить, бестолковщины много, — соглашается он. — Получили мы митральезы, новехонькие, прямо с завода, а орудийная прислуга понятия не имеет, как с ними управляться. Лошадей нет, пришлось бросить всю батарею под Форбахом. Отвоевались без единого выстрела.
- Кто-то ответит за все это, — угрожающе бросает лейтенант, лихорадочно блестя темными глазами. Его осунувшееся, небритое лицо по цвету почти не отличалось от стены коридора. —• А в Страсбурге наши держатся. Страсбург — крепкий орешек...
В этот момент открылась дверь, и из кабинета начальника госпиталя вышел озабоченный Леон Пуанкаре. Анри поспешил за ним. Немало уже слышал он подобных разговоров с тех пор, как крутой водоворот событий захватил его в свою орбиту.
Военные действия начались в первых числах августа, хотя война была объявлена еще в июле. Поводом послужил пустующий испанский трон. Совет испанских министров предложил корону принцу Леопольду, двоюродному брату прусского короля. Недовольное этим решением, императорское правительство Франции заявило протест Вильгельму
I. И хотя 12 июля принц Леопольд отказался от испанского престола, воинственный пыл французского правительства не угасает. Провоцируемое Бисмарком и Мольтке, давно вынашивавшими планы военного нападения на Францию, оно объявляет 19 июля 1870 года войну Пруссии.В столице и в департаментах царят подъем и всеобщее воодушевление. Толпы распаленных правительственной пропагандой парижан заполняют бульвары, воинственно провозглашая: “На Берлин!” Никто не сомневается в легкой и скорой победе просвещенной Франции над варварской Пруссией. “Мы их шапками закидаем”, — запальчиво заявил в своей официальной речи премьер-министр Оливье. Ему вторит военный министр Лебёф: “Прусская армия не существует, я утверждаю это”. Но стремительно развивающиеся события привели к быстрому и жестокому отрезвлению.
Повинуясь плану Мольтке, немецкие войска ринулись в Эльзас, разбив надвое французскую армию. Отчаянная храбрость французских солдат не могла остановить хорошо отлаженную прусскую военную машину, которая, ломая отдельные очаги сопротивления, катилась по территории Франции. 4 августа немцы атаковали линию Виссамбура. Застигнутая врасплох единственная дивизия генерала Абеля Дуэ мужественно сопротивлялась в пять раз превосходящим ее силам противника. Лишь понеся значительные потери, немцы вынудили ее отступить. Погиб генерал Дуэ. Впоследствии прусский главнокомандующий фельдмаршал Мольтке отметит храбрость французских солдат, проявленную в этом сражении. Затем были проиграны сражения под Рейхсгофеном и у Фор-баха, на самой границе с Лотарингией.
Как неожиданное и страшное откровение приходит к французам сознание, что страна совершенно не готова к войне. Точности и ясности замысла прусского военного командования правящие круги Франции могли противопоставить лишь баснословную беспечность, ничем не обоснованную уверенность в своем превосходстве, полное невежество в военных вопросах и преступное незнание противника. На интендантских складах не оказалось ни провианта, ни боеприпасов, ни походного снаряжения, хотя военный министр уверял, что все готово к войне, вплоть до пуговиц. Ни для кого уже не было секретом, что безнравственное императорское правительство привело страну на грань военной катастрофы.
Парижские газеты еще восторженно кричат о победах французского оружия, а через Нанси проходят остатки разбитых, вымотанных неравными боями французских частей. Голодные, со сбитыми ногами, угрюмо озлобленные или отчаянно клянущие все и вся, текли по городским улицам пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы, слившись в одну безликую массу, которую являет собой любая поверженная армия. Победа у Форбаха открыла пруссакам путь в Лотарингию. Нанси стоял как раз на линии их продвижения.
В эти суровые дни Леон Пуанкаре, как член городского муниципалитета, возглавил всю медицинскую часть, обслуживавшую раненых. Положение осложнялось тем, что во французской армии не хватало врачей, не хватало лазаретов, весьма скудным был запас медикаментов. Приходилось срочно приспосабливать под госпитали городские больницы и клиники, организовывать дополнительные медицинские пункты, где легкораненые могли сделать перевязку. Шестнадцатилетний Анри, который пе может еще быть призван на военную службу, находится неотлучно с отцом в качестве добровольного секретаря и амбулаторного ассистента. Сейчас каждый человек на счету, каждый должен приносить отечеству хоть какую-то пользу. И он обходит с доктором Пуанкаре госпитальные палаты, где на тесно расставленных кроватях стонут, мечутся, балагурят или сквернословят сотни раненых, вслушивается в предельно откровенные разговоры людей, оплативших своей кровью право на эту откровенность, вникает в ужасающие подробности военного разгрома. Он оказался в самой гуще непосредственных участников этих трагических событий и получает достоверную, неприукрашенную информацию.
Но все разом обрывается в один ужасный день. В этот день Анри сидит дома, разделяя со своими близкими, со всеми жителями Нанси общую тревогу и скорбь. Он пе видит, как проходят по улицам колонны солдат в серо-голубых мундирах, как яростно сверкают на касках медные шишаки, не слышит победного грохота тяжелых повозок и военных экипажей. В этот день, 14 августа, в город вступили немецкие части. Для жителей Нанси война закончилась, не продлившись и месяца. Потянулись долгие дни оккупации.
Они сразу же оказались отрезанными от всего мира. Сомнительные, порой просто противоречивые слухи питают их исстрадавшееся воображение. На древних стенах Старого города появились листки с прокламацией короля Вильгельма и циркулярами немецкого командования. Несколько сот кавалеристов расположилось в здании лицея.
Между тем события на театре военных действий принимали все более угрожающий характер. Кое-какие сведения доходят до Нанси, кое-что охотно сообщают сами немцы. В первых числах сентября под Седаном бесславно капитулировала стотысячная армия Мак-Магона вместо с императором Наполеоном
III. Прусские войска двинулись па Париж. В Нанси не сразу узнают, что в Париже волнения, император низложен и провозглашена республика, третья по счету. Призвав под ружье до полумиллиона человек, Париж намерен дать захватчикам решительный отпор. К тому же не сказала еще своего последнего слова крупнейшая армейская группировка в самой неприступной французской крепости Мец. В Нанси с надеждой поглядывают на север, откуда может прийти желанное освобождение. Но 27 октября разносится черная весть: маршал Базеи сдал противнику крепость вместе со всей лотарингской армией. Проклятия французов обрушиваются на голову изменника. Отчаянная решимость охватывает героических защитников республики: драться до конце, до последнего патрона, до последнего солдата.А в Нанси, оказавшемся в глубине захваченной врагом территории, вдали от хинии фронта, налаживается тревожная и сумеречная жи&нь оккупированного города. Занятия в лицее возобновляются лишь 17 октября, после самоотверженных усилий администрации, осмелившейся обратиться к немецкому командованию с просьбой очистить лицей от солдат. Невеселы первые уроки в едва приведенных в порядок аудиториях. Среди лицеистов Анри видит много незнакомых лиц. Это беженцы из Эльзаса и приграничных местностей. Среди них находится Поль Аппель из Страсбурга, которого свяжут с Пуанкаре долгие годы дружбы. Но пока что они занимаются в разных классах, даже не зная о существовании друг друга.
Дело в том, что в его постановке и выводах произведена подмена, аналогичная подмене в школьной шуточной задачке на сообразительность, в которой спрашивается:
- Cколько яблок на березе, если на одной ветке их 5, на другой ветке - 10 и так далее
При этом внимание учеников намеренно отвлекается от того основополагающего факта, что на березе яблоки не растут, в принципе.
В эксперименте Майкельсона ставится вопрос о движении эфира относительно покоящегося в лабораторной системе интерферометра. Однако, если мы ищем эфир, как базовую материю, из которой состоит всё вещество интерферометра, лаборатории, да и Земли в целом, то, естественно, эфир тоже будет неподвижен, так как земное вещество есть всего навсего определенным образом структурированный эфир, и никак не может двигаться относительно самого себя.
Удивительно, что этот цирковой трюк овладел на 120 лет умами физиков на полном серьезе, хотя его прототипы есть в сказках-небылицах всех народов всех времен, включая барона Мюнхаузена, вытащившего себя за волосы из болота, и призванных показать детям возможные жульничества и тем защитить их во взрослой жизни. Подробнее читайте в FAQ по эфирной физике.