Название этого параграфа заимствовано нами из книги А. Пейса [30]. В свое время по предложению академика Л.И. Седова из издательства "Наука" мне на отзыв была прислана рукопись перевода этой книги. Свой положительный отзыв я тогда начал со следующих слов: "Хотя на русском языке об Эйнштейне написано намного больше, чем о вместе взятых таких знаменитых русских ученых, как М.В. Ломоносов, Н.И. Лобачевский и Д.И. Менделеев, тем не менее перевод книги А. Пейса необходимо обязательно издать, поскольку эта книга, в отличие от опубликованных у нас многих книг об Эйнштейне, является действительно научной биографией великого ученого, и в которой автор не уходит от обсуждения острых и спорных вопросов научного творчества Эйнштейна, возникших лишь во второй половине XX века."
Абрагам Пейс в параграфе "Канонизация Эйнштейна" даже фиксирует конкретную дату посвящения Эйнштейна в "святые" — 6 ноября 1919 года. В этот день в Лондоне состоялось совместное заседание Королевского общества и Королевского астрономического общества, на котором были объявлены и утверждены окончательные результаты измерения отклонения света Солнцем, полученные при наблюдении затмения Солнца 29 мая 1919 года. Председательствующий на заседании президент Королевского общества Дж.Дж.Томсон закончил свою яркую речь словами: "... сейчас это событие приобретает еще большую важность, потому что значение отклонения подтверждает закон тяготения, открытый Эйнштейном" ([30], с.293). И сразу же пресса многих стран известила читателей о революции в науке. Газеты несколько дней пестрели такими заголовками: "Новая теория строения Вселенной", "Эйнштейн против Ньютона", "Отказ от взглядов Ньютона", "Альберт Эйнштейн — новый гигант мировой истории", "Пространство искривлено", "Свет в небесах перекосился". Это был триумф общей теории относительности и ее создателя. А Эйнштейн с тех пор стал на долгие годы самым популярным человеком мира.
Хотя процесс прославления великого ученого у нас в России не был столь бурным, как в Западной Европе и в Америке, но в своем монотонном развитии он достиг больших высот обожествления и идеализации личности ученого. Действительно, первоначальное отставание этого процесса в период реакционных философских нападок на теорию относительности и ее создателя затем было компенсировано в России возникшим на долго постоянным прессингом интенсивного внедрения в общественное сознание образа идеального во всех отношениях ученого. Только в России существует свой, национальный Эйнштейновский комитет при Академии наук; он был создан вскоре после того, как на Международном конгрессе по истории науки в 1962 г. был образован Международный Эйнштейновский комитет.Причем эту поспешность в создании национального комитета нельзя объяснить существующими традициями в нашей Академии наук, поскольку комитетов других выдающихся ученых при Академии никогда не существовало.Книг об Эйнштейне на русском языке издано существенно больше, чем в любой другой стране. К регулярному изданию переводов многочисленных книг, прославляющих Эйнштейна, у нас добавилось множество произведений своего, вполне провинциального происхождения. Правда, большая часть их была создана одним автором — Б.Г. Кузнецовым, который по числу изданных книг об Эйнштейне, бесспорно, держит абсолютный рекорд в мире и вполне может опередить и нескольких писателей по общему числу книг, написанных на эту тему. В данной области околонаучной литературы это такое же необычное явление, требующее особого объяснения, как и появление огромного числа произведений В. Пикуля в области исторического романа, где всегда требуется длительное и кропотливое исследование обширных исторических материалов.13
Б.Г. Кузнецов, несомненно, талантливый в области популяризации науки литератор, издав под разными названиями целую серию книг, сделал Эйнштейна объектом своего непомерного поклонения и бравурной пропаганды, но одновременно, фактически, и предметом своего постоянного литературного заработка.
Стоит, однако,особо предупредить читателей все же не придавать серьезного значения суждениям Б.Г. Кузнецова по спорным вопросам о соотношении работ создателей специальной теории. В этих вопросах крайне необъективную позицию ему помогает занимать и недостаточная компетентность. Конечно, он достиг немалых успехов в самостоятельном изучении физической науки, но в своих литературных произведениях допускал путаницу и в более простых вопросах физики. Так, мне пришлось однажды при встрече объяснять ему, что в одной из своих книжек он ошибочно утверждает, будто бы в своем знаменитом опыте Майкельсон пытался обнаружить влияние скорости вращения Земли вокруг своей оси. К моему удивлению он проявил равнодушие к вопросу о скорости, считая его некоторой деталью знаменитого опыта.14
Одна из очередных "новых" книг Б.Г. Кузнецова об Эйнштейне вышла в 1972 г. в издательстве "Наука" как первое издание, хотя вся "радикальная переработка" изданной им в 1962 г. биографии ученого состояла в перекомпоновке глав прежней биографии, включения материала своей же книги "Этюды об Эйнштейне" (1965) и добавления раздела "Бессмертие". В этой книге в разделе "Параллели" появилась целая глава под названием "Эйнштейн и Достоевский". Эпиграфом к этой главе приведена фраза Эйнштейна, взятая, надо полагать, из книги А.Мошковского, по свидетельству которого в беседе с ним Эйнштейн однажды сделал следующее удивительное признание: "Достоевский дал мне больше, чем любой мыслитель, больше, чем Гаусс!" ([31], с. 162). И вот, исходя всего из одной этой фразы, подлинный смысл которой был полностью разъяснен приведенными на следующей же странице уточнениями самого Эйнштейна,
15 наш литературный мастер смог собрать разнообразный материал на обширное литературное повествование.
Эйнштейн в этой беседе говорил затем о цельности своего эстетического восприятия художественного произведения: "Мне нет надобности заниматься для этого литературным анализом или исследовать какие-нибудь психологические тонкости — ведь все равно все подобные исследования никогда не проникнут в ядро такого творения, как "Братья Карамазовы" (с.164). А Кузнецов Б.Г., не обращая внимание на это мнение ученого, заполнил свой опус пространным анализом многих произведений Достоевского, усмотрев в его творчестве параллель неевклидовым физическим построениям Эйнштейна, а парадоксальность полученных ученным результатов он сопоставил с резкими поворотами сюжетной линии произведений писателя. Но весь этот ком литературных наслоений никакого отношения к описанному Мошковским разговору с Эйнштейном не имеет; он лишь послужил поводом автору для изложения собственных пространных взглядов на самим же поставленный вопрос о примитивном параллелизме двух таких несравнимых творений.
Бывший советский профессор, специалист по теории твердого тела Марк Азбель писал в своих "Иерусалимских размышлениях": "В России мы привыкли к образу добродушного, всепрощающего, всепонимающего, скромнейшего Эйнштейна. А в жизни это был человек, плохо понимавший возможность чьей-либо правоты, кроме своей собственной; резкий и нетерпимый в споре; готовый прислушаться к мнению лишь немногих избранных. Узнав это, меньше удивляешься тому, что у Эйнштейна никогда не было настоящих учеников, что он не создал и не оставил школы" [32]. Эти слова М.Азбель написал под впечатлением удивившей его необычной для "западной биографии Эйнштейна", не учитывая ее нетипичность и для западных публикаций об Эйнштейне. Думаю, и на Западе такие характеристики пишутся также с отклонением от объективной оценки ученого, но в противоположную сторону от большинства слишком идеализированных его изображений. А необычной бывшему профессору МГУ эта оценка показалась лишь потому, что в России подобных высказываний об Эйнштейне он вообще не встречал в официальной печати.Рассказанный в конце предыдущего раздела настоящей статьи случай о явном искажении слов Эйнштейна был не единственный замеченный мною случай явного искажения текста в русских изданиях. Ниже приводится рассказ о случае еще более грубого искажения текста самой научной статьи. Удивление вызывает только факт проявления такой "заботы" специально о "русскоязычной" среде. Но это лишь еще одно свидетельство тому, что в России еще более тщательно внедрялся в общественное сознание канонизированный образ идеального во всех отношениях ученого и человека. Действительно, ни в одной другой стране не было такого засилия пропаганды идеализированного образа великого ученого.В большой статье 1907 г. "О принципе относительности и его следствиях" [33] в конце введения Эйнштейн отмечает: "В первых двух частях работы рассматриваются кинематические основы теории...; при этом я следовал работам Лоренца и своей ". /В подстрочных ссылках указаны работа Лоренца 1904 г.(эта ссылка дана на голландский вариант журнала Амстердамской академии наук) и работа Эйнштейна 1905 г./. Таким образом, в этой статье Эйнштейн фактически признал как тождественность содержания этих работ, так и приоритет Лоренца по крайней мере в кинематическом аспекте теории.Однако до этого автор говорит об ограниченности решения проблемы в работе Лоренца, отмечая, что требуемая принципом относительности независимость от состояния движения "сразу была поставлена под вопрос блестящими подтверждениями электродинамики движущихся тел Г.А. Лоренца. Дело в том, что эта теория основана на предпосылке покоящегося неподвижного эфира; ее основные уравнения при применении написанных выше формул преобразования не сохраняют своей формы." Далее автор пишет: "Правда, Лоренц, как известно, показал в цитированной выше работе, что ... влияние этого относительного движения ... не должно обнаруживаться, если ограничиваться при вычислении членами, содержащими первую степень отношения v/c". Эти последние слова о принципе эквивалентности ИСО, выполняемом только в первом приближении, казалось бы, однозначно говорят, что речь идет о ранней работе Лоренца. Но в приведенной в русском издании подстрочной ссылке указана та же работа Лоренца 1904 г., но опубликованная в английском варианте того же журнала Амстердамской академии наук, и дополнительно от редакции приведен русский перевод названия этой статьи и дана ссылка на сборник [1], в котором был опубликован перевод этой статьи.Казалось бы, обнаружена явная непоследовательность самого Эйнштейна. Но прежде, чем делать в сборнике статей [7] соответствующее замечание, я решил все же проверить точность перевода данной статьи, опубликованного в солидном академическом издании под редакцией И.Е. Тамма, Я.А. Смородинского и Б.Г. Кузнецова. Каково же было мое удивление, когда в немецком журнале на первой странице статьи [33] я обнаружил подстрочную ссылку на книгу Лоренца 1895 г. [34] с указанием ее полного названия на немецком языке. Обнаруженную мною подмену ссылки в русском издании работы Эйнштейна 1907 г. с заменой полных названий работ невозможно, конечно, объяснить никакими ошибками и небрежностями перевода. Так что речь идет о преднамеренном искажении статьи Эйнштейна, предназначенном специально для того, чтобы убедить "русскоязычных" читателей в критике Эйнштейном основной работы Лоренца.16
Но самым нежелательным последствием российской канонизации Эйнштейна стало порождение крайне догматического отношения и к его научным достижениям. Особенно трудно обстояло дело с публикацией в центральных журналах "крамольных" статей, затрагивающих вопросы дальнейшего развития интерпретации теории относительности, или уточняющих историю создания этой теории. Помимо последствий культа Эйнштейна имелись, конечно, и объективные трудности с публикацией статей, затрагивающих спорные проблемы интерпретации современных физических теорий, из-за отсутствия у нас в стране специального журнала типа "Основания физики". Нередко по таким проблемам печатались статьи в журнале "Успехи физических наук" (УФН), но только "основоположников" и весьма маститых ученых, которые, естественно, жили и работали преимущественно в других странах. Переводы статей основоположников современных физических теорий, безусловно, сыграли важнейшую роль в распространении и становлении новых идей в среде советских физиков и составили, так сказать, золотой фонд публикаций УФН. Мы лишь отмечаем недостаточность постоянно проводимой журналом работы по дальнейшему развитию интерпретаций теорий с привлечением и молодых ученых.
В 1969-1972 годах мне, тогда молодому профессору из Дубны, на соб­ственном опыте предоставилась возможность убедиться, насколько сложно было опубликовать в УФН статью, содержащую соображения, весьма простые, но не вошедшие своевременно в догматические основы принятого стандарта изложения и трактовки физического содержания специальной теории относительности. Статья эта, имевшая прямое отношение к моему выступлению на Первом Всесоюзном совещании по философским вопросам естествознания ([35], с. 446-449), была написана мною по заказу члена редколлегии УФН акад. В.Л. Гинзбурга 17 в 1969 г., а опубликованной она оказалась лишь в апрельском номере УФН 1972 г. [16]. И, начиная именно с этого номера, из состава редакционной коллегии журнала в знак протеста вышел видный и весьма заслуженный (трижды Герой Социалистического Труда) акад. Я.Б.Зельдович. Я привожу эти формальные сведения "о сломанных копьях", чтобы был ясен масштаб и серьезность борьбы за прохождение статьи в печать.
Самой публикации статьи предшествовало двухчасовое обсуждение на теоретическом семинаре акад. И.Е.Тамма
18 центрального положения статьи о существовании всеобщей анизотропии скоростей фиоических процессов, принципиально не отличимой никакими экспериментами от изотропного варианта описания скоростей тех же процессов. Затем окончательный вариант моей статьи был дополнен ссылкой на найденную мною тогда забытую статью Анри Пуанкаре 1898 г. [15], в которой содержался краткий ответ на тот же вопрос. Этот вариант статьи на заседании редколлегии журнала встретил возражение члена-корреспондента АН СССР Л.Б.Окуня, но на этот раз в связи тривиальностью (!) обсуждаемой в статье проблемы, хотя на изучение моей статьи и поднятых в ней вопросов Л.Б.Окунь потратил, по сделанному им утверждению в начале заседания, полных два месяца работы.
Об этом комическом повороте дела я упомянул в своем выступлении в декабре 1970 г. на Втором Всесоюзном совещании по философским вопросам естествознания в связи с возражением математика акад. А.Д.Александрова против моего утверждения о возможности использования различных определений одновременности разноместных событий, если только в природе отсутствуют реальные движения с бесконечной скоростью распространения ([36] с.281).
И, наконец, последнее осложнение с прохождением этой статьи было связано с заявленным перед голосованием ультиматумом Я.Б. Зельдовича,19 который счел не уважительным по отношению к великому Эйнштейну публикацию в центральном журнале физиков страны статьи, обсуждающей аспекты теории, не освещенные ее создателем. Главный редактор журнала, своим голосом решивший судьбу моей статьи в пользу ее публикации, все же счел необходимым в связи с ультиматумом видного советского ученого обратиться в Президиум АН СССР для окончательного решения вопроса о публикации этой статьи.20
Я рассказал об этих коллизиях с прохождением в печать моей статьи,чтобы стало ясно, что исследованиям фундаментальных проблем естественных наук, в отличие от социальных наук, не столько мешает временный политический прессинг, сколько постоянно присутствующий догматизм устоявшегося ограниченного понимания самими авторитетами в науке глубокого содержания открытых в нашем веке великих истин, скрытых в самой природе физических явлений. Приведенный пример показателен тем, что в нем речь идет о явном пробеле в понимании важнейшего пункта первой и простейшей из современных физических теорий. Правда, в этом случае были и дополнительные трудности, порожденные особенно сильным в нашей стране культом Эйнштейна.
13Секрет плодовитости исторического романиста в значительной степени объясняется применением им метода перелицовки литературных трудов, ранее написанных на ту же тему другими авторами. Происхождение литературной плодовитости Б.Г. Кузнецова связано с применением того же метода, но в более примитивном варианте, когда, кроме использования ранних биографий Эйнштейна, написанных людьми, лично знавшими ученого и имевшими с ним переписку, автор подвергает постоянной переработке и собственные произведения на ту же тему. Но в беллетристике одному автору, конечно, невозможно издать несколько романов об одном и том же историческом лице, например, о Г. Распутине, а в околонаучной литературе при попустительстве руководства такая патология оказалась возможной.
14Б.Г. Кузнецов сначала немного смутился обнаруженной в его книге неточностью, но затем попробовал отшутиться, указав на непринципиальность уточнения вопроса о скорости в случае отрицательного результата опыта: мол не так уж важно выяснять из какого ружья стреляли во льва, если в него не попали. В связи с этим мне пришлось объяснять уважаемому литератору, что эффект вращения Земли демонстрируется посетителям Исаакиевского собора в опыте с движением маятника Фуко, и что вращение Земли, несмотря на малую скорость, проявляется также и в смещении полос в интерферометре Майкельсона в специальном опыте Саньяка. А скорость поступательного движения Земли, о которой должна была идти речь в его книге, пока не проявляется ни в каких экспериментах.
15В своей книге А. Мошковский рассказал о серии бесед с Эйнштейном в 1919 г. и в той же книге был дан краткий биографический очерк о жизни ученого. Приведенная выше фраза, взятая отдельно в качестве эпиграфа, может быть истолкована и как неявно высказанное Эйнштейном принижение оказанного на него влияния научных творений великих предшественников. Однако ио последующих слов Эйнштейна однозначно следует ошибочность такого толкования: речь, оказывается, шла о сравнении получаемых эмоциональных "степеней блаженства" и "эстетических впечатлений" от чтения научных трудов великого математика и замечательного литературного творения "Братья Карамазовы". После этого уточнения, специально не замеченного Б.Г. Кузнецовым, удивляться приходится уже тому, что ученый и при чтении научных трудов знаменитых математиков получал высокое эстетическое удовлетворение, уступающее по силе эмоционального воздействия лишь произведениям такого мастера художественного слова и глубокого мыслителя, как Достоевский.
16Об обнаруженной подмене ссылки я сообщил Я.А. Смородинскому как одному ио редакторов и основному инициатору издания "Собрания научных трудов" Эйнштейна, которым написаны были все примечания к статьям четырехтомника. Он, похоже искренне, воомутился этой подменой, но виновных так и не нашел.
17В.Л. Гинзбург хорошо известен своей несклонностью к догматическому отношению к науке. У меня возникла возможность спокойного и достаточно длительного разговора с ним во время пребывания в Болгарии. Я тогда рассказал ему о всеобщем недопонимании простого физического смысла относительности одновременности разноместных событий, лежащей в основе принципа относительности новой релятивистской физики. Мне удалось убедить собеседника в том, что правильная трактовка этой простейшей из современных физических теорий должна объяснять, что смысл нового принципа относительности состоит вовсе не в отсутствии так называемого "эфирного ветра" (которое отвечало бы принципу относительности Галилея), а во влиянии этого ветра на все физические процессы в движущейся системе относительно исходной системы, где принято изотропное описание скоростей. Это влияние приводит к тому, что все физические процессы распространения по движению системы запаздывают по сравнению с распространением их в противоположном направлении на одну и ту же величину, пред­сказанную классической физикой лишь для света. В выявленном таким образом всеобщем характере запаздывания физических процессов и состоит физический смысл понятия относительности одновременности и ее глубокое философское обоснование всеобщими свойствами движения материи.
18Это обсуждение было организовано В.Л. Гинзбургом в связи с поступившей отри­цательной рецензией на рукопись моей статьи видного ученого, в которой отрицалось основное мое утверждение о существовании анизотропии скоростей процессов, принци­пиально не отличимой от изотропного описания. Между прочим, алгебру подобия отношения скоростей, лежащую в основе моего утверждения, следовало бы установить триста лет назад после того, как О. Ремер доказал конечность скорости распространения света. Тогда на семинаре И.Е. Тамм на самом деле уже второй раз слушал мое доказательство этой простой истины. Первый раз я рассказывал ему об этом в 1949 г. у него дома. Но тогда профессор не понял важности утверждения своего студента, и это решило мой выбор темы диплома в Институте И.В. Курчатова, а проблемы истолкования физических теорий так и остались моим любимым внеслужебным занятием.
19В сборнике статей [37] (см. с. 82, 185 и 235) читатели найдут три различных версии мотива выхода акад. Я.Б. Зельдовича из состава редколлегии УФН, которые существенно отличаются и друг от друга, и от излагаемой мною по сведениям нескольких членов редколлегии УФН, активно поддержавших мою статью.
20Полагаю, что главный редактор подал свой решающий голос за мою статью из-за появившейся возможности освободить редколлегию от непредсказуемых шуток именитого члена редколлегии. А письмо в Президиум Академии наук им было послано, наверняка, с целью внести необратимость извещением руководства о данном этим ученым обещании покинуть редколлегию журнала в случае положительного решения вопроса о публикации статьи. Дело в том, что именно тогда главный редактор журнала только что пережил неприятность с ноябрьским номером журнала, в котором Я.Б. Зельдович позволил себе неприличную шутку, поместив в свою научную статью под видом собственных изысканий из поэтического наследия Велемира Хлебникова акростих из двух строк, публично оскорбляющий своего коллегу акад. А.Б. Мигдала. Можно представить себе, насколько неприятны были тогда заботы по исправлению одного слова в уже отпечатанном номере журнала для профессора Э.В. Шпольского - одного ио основателей этого солидного журнала, ставшего своеобразной энциклопедией всех достижений физической науки (см. в сборнике [37], с. 185).
Знаете ли Вы, что только в 1990-х доплеровские измерения радиотелескопами показали скорость Маринова для CMB (космического микроволнового излучения), которую он открыл в 1974. Естественно, о Маринове никто не хотел вспоминать. Подробнее читайте в FAQ по эфирной физике.
