В. И. Бояринцев. Евреи в преддверии революции. Черта оседлости и русская революция

По переписи 1897-го года количество евреев в России составляло 5 189 401 человек (4,13 %)всего населения. Из самодеятельного еврейского населения всей империи сельским хозяйством было занято 2,4 %, почти 40 % занято в промышленности и на транспорте, в торговле — 31 %, на подённой работе и, как теперь говорят, в сфере услуг занято 11 %, в армии — 3,5 %.

Таким образом, в стране преимущественно земледельческой профессиональный состав еврейского населения коренным образом отличался от общероссийского, тем самым ещё раз демонстрировалась уже профессиональная обособленность евреев от русских.

В черте оседлости евреев — фабричных рабочих насчитывалось 45 000 человек, в сельском хозяйстве занято 12 000 человек.

Несколько слов к вопросу о «бесправном положении евреев» в дореволюционной России, взятых из воспоминаний известной еврейской террористки М. Школьник: «Мой дедушка поселился в Боровом-Млыне, деревне Виленской губернии, в 1851 году. Правительство давало еврейским колонистам-земледельцам некоторые привилегии, в том числе освобождение от воинской повинности… Чтобы спасти своих сыновей от военной службы, мой дедушка стал крестьянином».

«Как все крестьянские жилища, наша хата разделялась тёмным проходом на две половины. Одна половина служила для жилья, другая была сараем, где находились лошади, коровы, земледельческие орудия и продукты» (Школьник М. М. Жизнь бывшей террористки).

Отметим, что у «дедушки» было пятеро сыновей, и при этом на военную службу призывались вместо «бесправных евреев» русские крестьянские дети, не имевшие еврейских привилегий.

Вспомним, что в 1906-м году Маня Школьник вместе с Ароном Шпайзманом совершили покушение на черниговского губернатора Хвостова. Одна бомба не разорвалась, другая губернатора ранила. Шпайзмана казнили, Маню Школьник приговорили к 20-ти годам каторги, в 1927 году она вступила в ВКП(б) и в 1947 году благополучно стала персональной пенсионеркой. Жизнь её является ярким свидетельством «жестокости» царского режима, зачастую заменявшего смертную казнь длительной ссылкой, откуда была возможность сбежать, или где можно было добиться смягчения наказания.

Из приведённой выше цитаты следует, что «черта оседлости» давала евреям больше преимуществ, чем недостатков. В то же время «черта оседлости» квалифицируется евреями как «хрестоматийный пример дискриминации евреев».

Фактически организацией черты оседлости было создано первое еврейское государство, где евреи пользовались безопасностью и большими свободами, чем местное население, а выезд из этого государства, естественно, был связан с преодолением ряда бюрократических рогаток.

Большой интерес представляет книга генерал-лейтенанта Е. И. Мартынова «Политика и стратегия», который был участником русско-японской войны, где и получил орден Святого Георгия 4-й степени. В Первой мировой войне он участия не принимал, так как, попав на фронт, оказался в плену. Вернулся в Россию в 1918-м году и служил в Красной Армии. В этой книге даётся, в частности, характеристика евреев как солдат дореволюционной армии.

Но Мартынов писал так, как будто он живёт в период современной российской демократии:

«Все многочисленные наши инородцы, с интернациональным еврейством во главе, ненавидят армию как олицетворение национальной русской идеи, как представительницу прочного государственного единства…».

Сравнивая русского солдата с японским, Мартынов замечает:

«В России, как известно, военного обучения в школах совсем нет, а воспитание ведётся в космополитическом направлении, причём наша передовая интеллигенция всеми мерами стремится внушить молодежи отвращение к войне и пренебрежение к военным доблестям…».

При подготовке же русского солдата «параллельно с обучением должно идти и нравственное воспитание солдата в идеях патриотизма, чувства долга, самопожертвования, приверженности к закону и порядку».

Мартынов также считал, что «евреи, в общей своей массе неспособные к строевой службе, должны быть совершенно от неё освобождены. Их следует назначать в нестроевые команды, за исключением, конечно, тех единичных личностей, которые сами пожелают служить в строю…»

И, рассматривая итоги русско-японской войны, Мартынов делает заключение:

«Евреи, оставшиеся в строю, обыкновенно очень дурно влияли на товарищей и вследствие своей нервной натуры были главными распространителями всевозможных паник. Конечно, и между евреями попадались хорошие солдаты, но они представляли единичные исключения, в общем же еврейская национальность, отличительными чертами которой является крайняя трусость и физическая слабость, совершенно непригодна к военной службе. Влить в хорошую строевую часть большой процент евреев — это значит наверняка её деморализовать…».

В. В. Шульгин считал, что из-за того, что евреи с начала ХХ века стали силой «явно опасной, ибо вели революционную пропаганду в войсках», то надо было «освободить евреев от несения воинской повинности подобно тому, как были от неё свободны в России около 20 миллионов других инородцев. Эта мера не отразилась бы чувствительным образом на армии, но в значительной мере подвела бы логический фундамент под “ограничения”: кому меньше дано — с того меньше и взыскивается».

Освобождение «других инородцев» от воинской повинности, видимо, объяснялось не низким их образовательным уровнем, а той ненадёжностью, которые они привнесли бы в армию, защищающую русские национальные интересы.

Но не будь евреев в армии, это привело бы к ещё большему появлению революционеров-евреев с высшим образованием, уже дипломированных специалистов по революционной пропаганде и агитации. В соответствии же с высказыванием Плеханова, мы помним, что пропаганда — это доведение многих сведений до немногих, а агитация — доведение немногих сведений до многих. И здесь трудно сказать, что опаснее для нарушения стабильности в стране.

Ещё в 1905-м году, обращаясь к евреям, генерал М. И. Драгомиров писал: «Вам удастся закупить интеллигенцию, закупить правительство, кого льстивыми речами, кого нытьём о вашем якобы страшном угнетении… кого чем, и в конце концов, разумеется, надуть; но инстинкта масс вы не надуете. Долго они терпят от вашей эксплуатации, но терпение, наконец-то лопается, и затем… затем вы знаете, что происходит».

Обратите внимание, как часто встречаются в этом тексте ссылки на книги еврейских авторов, изданные в Ростове-на-Дону — родине (но не «предков»!) многих местечковых евреев — дореволюционных террористов и послереволюционных евреев-большевиков.

— В сознание многих людей… давно внедрено представление, что евреи… вырывались, «освобождались» из чуть ли не «концлагеря» — «черты оседлости». Но вот, например, И. Э. Бабель записывает в дневнике об исчезающих на его глазах еврейских местечках в «черте оседлости»: «Какая мощная и прелестная жизнь нации здесь была…».

Ещё лучше знал еврейскую жизнь в «черте оседлости» писатель Р. И. Фраерман (1891–1972), который «с глубокой горечью говорил о том, что в пределах этой самой “черты оседлости” в течение столетий сложились своеобразное национальное бытие и неповторимая культура, которые теперь, увы, безвозвратно утрачены…» (выделено мной. — В.Б.).

Мало того, это были самоуправляемые кагалом территории — обратимся опять к «Карманной еврейской энциклопедии»: «Кагал — форма еврейской общинной самоорганизации… Кагал играл роль посредника между общиной и нееврейской властью…». Вопросы есть?

«Черта оседлости» никак не могла отрицательно повлиять на получение евреями высшего образования. Так, в 1911-м году в Московском университете училось 10 % евреев, в Петербургском — 17,7 %, Киевском — 20 %, Новороссийском — 34 % (при численности еврейского населения немногим больше 3 %). В то время как установленные правительством «нормы» для Москвы и Петербурга составляли 3 %, а для центра России и черты оседлости, соответственно, 5 % и 10 %.

Основная мысль по этому поводу у Якова Рабиновича («Быть евреем в России: спасибо Солженицыну») такова: если среди евреев был очень высокий процент людей с высшим образованием, то в этом виноваты русские, которые просто не хотели учиться, поэтому, чтобы высшие учебные заведения не пустовали, они заполнялись евреями.

Рабинович отмечает, что в Российской империи «оторванное от Запада еврейство прозябало в нищете и бесправии и давно уж не развивалось духовно».

Сердобольный читатель сразу же скажет: «Позор русским угнетателям!», но уже следующие фразы Рабиновича заставят его изменить это мнение о кагалах и положении евреев: «Все усилия религиозных лидеров были направлены на сохранение стародавних обычаев и устоев, а отнюдь не на их критическое переосмысление и развитие. Малейшие поползновения в этом направлении воспринимались как страшная ересь. Против “еретиков” велась отчаянная борьба, причём если лидеры кагалов и наиболее авторитетные раввины не могли их одолеть таким грозными мерами как публичное проклятье и отлучение от религиозной общины (херем), то в ход пускались доносы царским властям».

Рабинович также отмечает положение с еврейским образованием: «По общему уровню образования еврейские дети уступали своим сверстникам из высшего дворянства, посещавшим элитные школы, но намного превосходили детей из крестьян и других низших сословий, которые вообще не знали грамоты» (выделено мной. — В.Б.). Вот вам и бесправное положение евреев в русской «тюрьме народов»!

И Рабинович, видимо, самостоятельно додумался до такой мысли: «Проводя политику определённой дискриминации, царское правительство преследовало одновременно побочные политические цели, заключающиеся в том, чтобы с помощью школы поставить еврейских детей в антагонистические отношения к их родителям и вообще к еврейству». При этом оставляя русский простой народ в невежестве, видимо, для того, чтобы евреям стало стыдно за неграмотное русское крестьянство.

Прямо бред какой-то, напоминающий историю о том, как зять выколол себе глаз, чтобы досадить тёще — пусть у неё будет кривой зять.

В последней фразе Рабинович говорит об «определённой» дискриминации евреев.

Вообще подобные книги представляют большой интерес, так как в них приводятся фактические материалы и рассуждения, которые, будучи изложенными авторами-неевреями, вызвали бы обвинения этих авторов в грубейшем антисемитизме, черносотенстве и ксенонофобии.

Рабинович откровенно выступает в качестве еврейского расиста и ксенофоба, утверждая: «…глупых и бездарных среди евреев нисколько не меньше, чем среди любых других народов, а вот талантливых или, вернее, способных к активному творческому умственному труду — больше! И дело тут не столько в генетике, сколько в воспитании, традициях, образе жизни» (выделено мной. — В.Б.). Попробуй так сказать о своей нации русский!

В 2001-м году вышла книга А. И. Солженицына «Двести лет вместе» (М., Русский путь), задачу которой он понимал так: «посильно разглядеть для будущего взаимодоступные и добрые пути русско-еврейских отношений» (курсив мой. — В.Б.). При этом автором было проанализировано большое количество исторических материалов, что позволяет сделать несколько выдержек из этой книги.

Со ссылкой на дореволюционную Еврейскую энциклопедию Солженицын пишет, что с лета 1905, по инерции революционных событий, правления и советы учебных заведений «не считались в течение трёх лет с процентными нормами». Здесь имеются в виду нормы, регулировавшие приём евреев в высшие и средние учебные заведения, объективно отражающие процентный состав еврейского населения в России.

«В 1905 студентов-евреев в России числилось 2 247 (9,2 %), в 1906 их было 3 702 (11,6 %), а в 1907 — 4 266 (12 %)» (А. И. Солженицын).

С августа 1909 года в столицах эта норма теперь стала составлять 5 %, вне черты оседлости 10 %, в черте оседлости 15 %. К этому моменту количество евреев в Петербургском университете составляло 11 %, в Новороссийском университете — 24 %.

Но «в заведения же художественные, торговые, технические и ремесленные приём евреев не ограничивался» (А. И. Солженицын).

Уже в 1898 году в городских и уездных училищах еврейских мальчиков было 12 %, девочек — 17 %. «Кроме того, еврейская молодежь заполнила частные высшие школы», например в Киевском коммерческом институте в 1912 году было 1875 студентов-евреев, в психоневрологическом — “тысячи”. С 1914 любое частное учебное заведение получило право преподавать на любом языке» (А. И. Солженицын).

«…Самой серьёзной опасностью для государства и русского народа (вернее сказать, — для всех народов России, а в том числе и для евреев), грозили именно студенты-евреи, студенты “бывшие и настоящие”. “Настоящие” студенты-евреи, избрав университеты в качестве авангарда революции, вели “под сению науки” самую злобную пропаганду среди молодёжи…

…Роль евреев в революционировании университетов была поистине примечательна и совершенно не соответствовала их численности в стране…

Как бы там ни было, сделав из университетского диплома некий “чин”, дававший, между прочим, евреям право повсеместного жительства, русская власть совершила грубую ошибку с точки зрения защиты от еврейского наступления…».

В этот период евреи составляли 35 % всего торгового класса России и 36 % промышленников. Приведённые выше цифры характеризовали состояние еврейского образования до начала Первой мировой войны, с началом которой ситуация существенно изменилась.

В 1915 году на первый курс медицинского факультета Новороссийского университета было принято «586 человек — и из них 391 евреев, то есть две трети, и только одна треть остаётся для других народностей»»; в Ростове-на-Дону: «на юридический факультет принято евреев — 81 %, на медицинский — 56 %, на физико-математический — 54 %» (А. И. Солженицын).

В 1916 году на первый курс медицинского факультета Одесского университета поступили 586 человек, из них 390 — евреи.

В. В. Шульгин писал: «Русские учебные заведения основывались правительством и содержались на средства казны. Сказать — “на средства казны”, это значит сказать — на средства всего населения. Поэтому можно с большим весом возражать, допустим, против такого порядка: когда, например, на деньги русского населения, которое, предположим, платит 95 % всех налогов, воспитывалось бы русского юношества всего 5 %, а остальные юноши, получающие образование, были бы не русские…

Так как еврейство проявляло огромную настойчивость, стремясь к образованию по тем или иным причинам, то можно было без всякого попрания “священных принципов” евреев несколько попридержать; попридержать, чтобы еврейство не отбивало “места под солнцем образования” у остального населения. И это тем более, что сей процент не был мерой специально еврейской… для поляков в университетах и гимназиях Западной России тоже существовал известный процент.

Но поляки никогда не заполняли полностью мест, им предоставленных. Евреи же заполняли целиком свой процент, хотя сей процент, им предоставленный, был исчислен “с гаком”, то есть щедро, сравнительно с еврейской численностью. И всё же много евреев, желающих попасть в учебные заведения, оставались за флагом. Отсюда — бешеная ненависть евреев к этому проценту… На самом же деле было подрезано в высшей степени сомнительное право (с точки зрения элементарной справедливости) получать образование за чужой счёт».

Если верить Якову Рабиновичу, который пишет, что русские сами не хотели учиться, то возникает такая картина — русскому говорят: «Иди учиться», а он отвечает: «Нет, лучше я пойду воевать, чтобы дать возможность евреям получить высшее образование!».

Обратите внимание: идёт тяжёлая, затяжная война, русское туземное население в ней активнейшим образом участвует, давая возможность «угнетённым» нациям спокойно получать высшее образование, чтобы потом на собственной шкуре почувствовать все прелести такого положения.

Аналогичная картина наблюдалась и в годы, предшествующие Великой Отечественной войне. Вот только небольшой пример: «доля» евреев среди выпускников физического факультета Московского университета в конце 1930-х — начале 1940-х годов:

то есть чем ближе подходила война, тем больше евреев желало внести свой вклад в оборону Родины в её тылу.

В период Первой мировой войны Марков писал: «Спасаясь от воинской повинности», евреи «в огромном количестве наполнили сейчас Петроградский университет и выйдут через посредство его в ряды русской интеллигенции… Это явление… бедственно для русского народа, даже пагубно», ибо всякий народ — «во власти своей интеллигенции». Русские «должны охранять свой верхний класс, свою интеллигенцию, своё чиновничество, своё правительство; оно должно быть русским» (А. И. Солженицын; выделено мной. — В.Б.).

Интересный факт: при росте еврейской эмиграции из России с конца девятнадцатого века среди эмигрантов образованные евреи составляли немного больше одного процента!

Усилению же эмиграции евреев из России, по мнению Солженицына, способствовало:

— введение всеобщей воинской повинности и нежелание евреев служить в армии;

— выселение еврейских ремесленников из Москвы;

— введение винной монополии в России в 1896 году, что «лишало дохода всех корчмарей и сокращало доходы от винокурения».

Но если правительство не препятствовало выезду евреев из России, то религиозное еврейское крыло эмиграцию евреев осуждало как «уход от живительных корней восточноевропейского еврейства».

Отмена черты оседлости: «за» или «против»?

Дискуссия по этому вопросу велась на самых разных уровнях в течение почти ста лет и кончилась, как известно, отменой черты оседлости в 1917-м году. Таким образом в октябре 1917-го года и был решён один из основных русских вопросов: «Что делать?». Про русского интеллигента того периода можно с полным основанием сказать:

На нескольких примерах, на высказываниях некоторых политических деятелей, попытаемся проследить за развитием дискуссии по еврейскому вопросу, обратив внимание на аргументы и действия «конфликтующих» сторон.

Вот мнение В. В. Шульгина по поводу черты оседлости: «…русская историческая власть шла правильным путём в отношении Малой России. Но в числе мер, применённых на этом пути, было и еврейское неравноправие… Если имелось в виду защитить и южнорусский народ от еврейства, то “черта оседлости” была с этой точки зрения странной мерой. Ибо для нас, южан, конечно, выгоднее было разгрузить от евреев наш край, чем принудительно мариновать их у себя. И во всяком случае, все еврейские ограничения к началу ХХ века устарели… Еврейское засилье сказалось к этому времени, то есть к началу ХХ века, на совершенно другом фронте. И здесь практиковавшиеся ограничения были бессильны, и даже, наоборот, чрезвычайно вредны».

Липранди задавал в своё время вопросы: «Как же прекратить такое положение? Как разрешить еврейский вопрос?».

«Наши теперешние “освободители” требуют якобы для этого отмены черты оседлости и полного равноправия евреев. Декабристы же, от которых наши теперешние “освободители” ведут свою генеалогию, совершенно наоборот — видят разрешение еврейского вопроса в полном удалении евреев из России…».

Липранди продолжает: «А вот что говорит о евреях “знаменитый” Карл Маркс: “Какова светская основа еврейства? Материальная потребность, своекорыстие. Каков земной культ еврея? Торгашество. Кто их земной бог? Деньги… Деньги — вот ревностное божество Израиля. Эмпирическая суть еврейства — торгашество”».

«Ничего этого не знают и знать не хотят наши “освободители”: они знают только петь хвалебные гимны евреям и проливать крокодиловы слёзы по их “страданиям” от русского “варварства”, — требуя от них равноправия и отмены черты оседлости».

Липранди отмечает, что польские делегаты в Думе все как один подписались под законопроектом об отмене черты оседлости, но в своём проекте польской автономии, который они вносили во вторую Думу, поляки не собирались у себя давать евреям равноправие.

Он говорит, что «“антисемитизм” вообще получил в Польше, особенно в последние годы, характер широкого движения, захватив даже либеральные и прогрессивные общественные элементы; поляки энергично борются с евреями, бойкотируют еврейскую торговлю, организуя свои кооперации и т. д. И эти самые поляки отдают в Думе свои голоса евреям, эти самые поляки единогласно высказываются за расширение прав евреев. Не правда ли, странно? Ларчик, однако, просто раскрывается: речь ведь идёт о расширении прав евреев не в Польше, а в России, более того — речь идёт об отмене “черты оседлости”, т. е. о массовом исходе евреев из “черты оседлости”… В XVIII столетии именно ведь Польша наградила Россию евреями, которые никогда не только не имели права жительства в пределах русского государства, но и вовсе не допускались в него. Теперь поляки вновь хотят сделать нам такой же подарок, вновь хотят сбыть своих евреев в Россию посредством отмены “черты оседлости”».

Липранди также обращает внимание на так называемую «скученность» евреев в черте оседлости и говорит о том, что, если евреев там «скучено» 6 миллионов человек, то почему-то не учитывается тот факт, что там же «скучено» христианское население, численность которого составляет 44 миллиона человек.

«Дело не в “скученности”, а в том, что евреи — всюду евреи… Везде… им присущи те же специфические качества и наклонности, что и у нас, и везде именно этими специфическими качествами и наклонностями и порождается так называемый “антисемитизм”, на который евреи всюду жалуются, и который везде широко растёт. Правда, евреи стараются объяснить “антисемитизм” на Западе, как и у нас, расовым антагонизмом, именуемым ими “человеконенавистничеством”. Но чем же тогда объяснить “антисемитизм” в самых семитских странах, как Алжир и Аравия, где, особенно в Алжире, “антисемитизмом” (как неправильно именуется антиюдаизм) глубоко охвачены массы семитского же (т. е. одной с евреями расы) населения, где семиты-арабы неоднократно избивали чуть ли не поголовно евреев — своих расовых братьев?.. Не от “черты оседлости” евреи стали злом, а совершенно наоборот: “черта оседлости” явилась, существует и должна существовать потому, что еврейство — зло, которое не “распложать” нужно, а по возможности локализовать».

Следует напомнить, что всё это было написано почти сто лет назад — в 1911-м году.

«Еврейский вопрос» (М., 2001) — так называется книга писателя Ивана Сергеевича Аксакова, посвящённая истории распространения еврейства в России и включающая в себя статьи из газет периода 1862–1883-го годов.

Эти статьи были написаны в годы, когда после отмены крепостного права в России, обсуждался вопрос о возможности расширения прав евреев, постепенного уравнивания их в правах с остальными жителями Российской империи.

И. С. Аксаков писал: «Мы никогда не враждовали с евреями. Мы признаём великие дарования этого народа и искренне сожалеем о его заблуждении. Мы готовы желать, чтобы обеспечена была ему полная свобода быта, самоуправления, развития, просвещения, торговли (разумеется, во сколько евреи способны уважать общие для всех граждан законы); мы готовы даже желать допущения их на жительство по всей России, но мы не можем желать для них административных и законодательных прав в России…».

Но в действительности такая схема почти через сто лет была применена евреями, когда арабы, живущие в Палестинской автономии, не представлены ни в исполнительной, ни в законодательной власти Израиля.

Своё мнение Аксаков обосновывал тем, что существуют несовместимость христианских и иудейских принципов: «Иудаизм в наши дни является не только материальным могуществом, но и духовным, входя постепенно во все духовные и нравственные изгибы христианского бытия. Он господствует не только на бирже, но и в журналистике, он проникает… и в сферу искусства, и в сферу науки, и в область социального внутреннего процесса европейских обществ, везде и всюду внося свой дух отрицания».

Аксаков пишет о состоянии дел в деревне: «Шинкарь, корчмарь, арендатор, подрядчик — везде, всюду крестьянин встречает еврея: ни купить, ни продать, ни занять, ни наняться, ни достать денег, ничего не может он сделать без посредства жидов — жидов, знающих свою власть и силу, поддерживаемых целым кагалом… и потому дерзких и нахальных».

«Еврейство в пределах Русской империи — это наследие наше от Польши, это польский “правовой порядок”, однозначащий с бесправностью крестьянского населения — презренного холопа. С присоединением Новороссийского края граница еврейской оседлости расширялась, но еврейское население ни в Малороссии, ни в возвращённой нами от Польши Заднепровской Украине, ни в Белоруссии ни на один процент не убавилось. Трудно понять, в силу каких филантропических, политических, административных или экономических соображений можно предъявлять требование об уничтожении черты еврейской оседлости. Нельзя же, повинуясь требованиям отвлечённой, якобы либеральной доктрины, совершать над своим родным народом эксперименты не только не либерального, но положительно опасного для его свободы свойства».

И далее: «Класс городских обывателей имеет всегда преимущество перед сельским и по степени образованности. которая в городе, разумеется, выше, чем в деревне, и потому, что в его руках рынки, т. е. место сбыта сельских произведений, и по тем удобствам жизни, которые сосредотачиваются именно в городе. В таком преимущественном положении находится еврейское племя, составляющее главный контингент городского населения на юге и западе России, — а городское население, как известно, поставляет главный контингент во все учебные учреждения. С тех пор, как евреи решили воспользоваться свободным доступом к высшему образованию, открытым для них в казённых учебных заведениях, а с образованием сопряжены были разные льготы по отбыванию воинской повинности, наши гимназии и даже университеты стали переполняться евреями».

«Высшее образование в России создаёт по отношению к массе простого народа особую среду, которую печать наша прозвала “интеллигенцией”, “культурным классом”, и за которой признаёт право народного представительства… даже без выборов и полномочий. Для простого же народа все они — “господа”… Таким образом, вскоре сядут в “господах” над нашим русским народом и евреи — не просто, как теперь, торгаши, но уже, в самом деле, как умственная, “культурная”, “общественная” и уж конечно, отрицательная, а не положительная сила».

Аксаков делает предложение, которое, как он считает, должно снять все противоречия между иудеями и христианами:

«Пусть соберётся, по приглашению самого правительства, собор раввинов со всей России, с участием представителей еврейского народа и, просмотрев Талмуд, пусть торжественно и всенародно осудит, отвергнет, запретит и похерит все те статьи Талмуда, которые учат евреев вражде и обману и послушание которым не может быть совместимо с мирным и безвредным пребыванием в христианской среде.

Только тогда, а не прежде, поверим мы искренности еврейских публицистов, прославляющих идеалы еврейской нравственности, — только тогда лишь и настанет время толковать об уничтожении законодательных различий между евреями христианами и об их безусловной гражданской равноправности…» (выделено мной. — В.Б.).

В 2005-м году вышла книга «Русские писатели о евреях», составитель которой В. Н. Афанасьев в аннотации к ней отмечает: «В предлагаемую книгу вошли произведения русских писателей, написанные за последние двести лет, начиная с Г. Державина и кончая дневниками Г. Свиридова».

Естественно, книга эта может быть дополнена и высказываниями М. Горького, З. Гиппиус, И. Бунина, современных русских писателей и публицистов.

При этом интересно проследить, как по времени изменялись взгляды некоторых из них на состояние «еврейского вопроса».

Вот «Еврейский вопрос» из «Дневника писателя» — Ф. М. Достоевского, март, 1877 год:

«О, не думайте, что я действительно затеваю поднять “еврейский вопрос”! Я написал это заглавие в шутку. Поднять такой величины вопрос как положение еврея в России и о положении России, имеющей в числе сынов своих три миллиона евреев, я не в силах. Вопрос этот не в моих размерах. Но некоторое суждение моё я всё же могу иметь. И вот выходит, что суждением моим некоторые из евреев стали вдруг интересоваться. С некоторого времени я стал получать от них письма, и они серьёзно и с горечью упрекают меня за то, что я на них “нападаю”, что я “ненавижу жида”, ненавижу не за пороки его, “не как эксплуататора”, а именно как племя, то есть вроде того, что “Иуда, дескать, Христа продал”…».

И далее Ф. М. Достоевский задаёт вопрос: «Уж не потому ли обвиняют меня в “ненависти”, что я называю иногда еврея “жидом”? Но, во-первых, я не думал, чтоб это было так обидно, а во-вторых, слово “жид”, сколько помню, я упоминал всегда для обозначения известной идеи: “жид, жидовщина, жидовское царство” и проч. Тут обозначалось известное понятие, направление, характеристика века. Можно спорить об этой идее, не соглашаться с нею, но не обижаться словом…».

Ф. М. Достоевский отвечает на обвинение своего корреспондента в незнании еврейского народа: «Положим, очень трудно узнать сорокавековую историю такого народа, как евреи; но на первый случай я уже то одно знаю, что, наверно, нет в целом мире другого народа, который бы столько жаловался на судьбу свою, поминутно, за каждым шагом и словом своим, на своё принижение, на своё страдание, на своё мученичество. Подумаешь, не они царят в Европе, не они управляют там биржами хотя бы только, а стало быть, политикой, внутренними делами, нравственностью государств».

Ф. М. Достоевский о соотношении прав еврейского и русского народов: «Подумайте только о том, что, когда еврей “терпел в свободном выборе места жительства”, тогда двадцать три миллиона “русской трудящейся массы” терпели от крепостного состояния, что, уж конечно, было потяжелее “выбора местожительства”. И что ж, пожалели их тогда евреи? не думаю; в западной окраине России и на юге вам на это ответят обстоятельно. Нет, они и тогда точно так же кричали о правах, которых не имел сам русский народ, кричали и жалобились, что они забиты и мученики и что, когда им дадут больше прав, “тогда и спрашивайте с нас исполнения обязанностей к государству и коренному населению”. Но вот пришёл освободитель и освободил коренной народ, и что же, кто первый бросился на него как на жертву, кто воспользовался его пороками преимущественно, кто оплёл его вековечным золотым своим промыслом, кто тотчас же заместил, где только мог и поспел, упразднённых помещиков, с тою разницею, что помещики хоть и сильно эксплуатировали людей, но всё же старались не разорять своих крестьян, пожалуй, для себя же, чтобы не истощить рабочей силы, а еврею до истощения русской силы дела нет, взял своё и ушёл…».

«“Свободный выбор местожительства!” Но разве русский “коренной” человек уж так совершенно свободен в выборе местожительства? Разве не продолжаются и до сих пор ещё прежние, ещё от крепостных времён оставшиеся и нежелаемые стеснения в полной свободе выбора местожительства и для русского простолюдина, на которые давно обращает внимание правительство? А что до евреев, то всем видно, что права их в выборе местожительства весьма и весьма расширились в последние двадцать лет…

…В казармах, и везде русский простолюдин слишком видит и понимает… что еврей с ним есть не захочет, брезгает им, сторонится и ограждается от него сколько может, и что же, — вместо того, чтобы обижаться на это, русский простолюдин спокойно и ясно говорит: “Это у него вера такая, это он по вере своей не ест и сторонится” (то есть не потому, что зол), и, сознав эту высшую причину, от всей души извиняет еврея…».

По Достоевскому, покушающиеся на общественный строй, пытающиеся разрушить целостность самодержавия, православия и народности — не социалисты, а мошенники, бесы, паразиты в живом организме.

Говоря ещё в 1870-х годах о грядущей еврейской революции в России, Достоевский отмечал: «Евреи всегда живут ожиданием чудесной революции, которая даст им своё “жидовское царство”. Выйди из народов и …знай, что с сих пор ты един у Бога, остальных истреби, или в рабов обрати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что всё покорится тебе. Строго всем гнушайся и ни с кем в быту своём не общайся. И даже когда лишишься земли своей, даже когда рассеян будешь по лицу всей земли, между всеми народами — всё равно верь всему тому, что тебе обещано раз и навсегда, верь тому, что всё сбудется, а пока живи, гнушайся, единись и эксплуатируй и — ожидай, ожидай».

Этим ожиданием, ожиданием прихода царя, который станет царём всей земли, цементируется еврейский народ, ожиданием расплаты со всем человечеством за пережитые годы жизни в рассеянии.

Но это ожидание не есть бездействие, а предусматривает поддержание многовековых обычаев, особенно в такой иудейской секте, какой является хасидизм, секте, которая приобрела политическое влияние в современной России и возглавляется раввином Берлом Лазаром. Эта секта, благодаря мощной финансовой поддержке, в том числе и зарубежной, начинает диктовать свои правила поведения в «этой» стране, решая, кого причислить к русским фашистам, а кого обвинить в ксенофобии и разжигании межрелигиозной розни.

В 1844-м году В. И. Далем была опубликована книжка «Записка о ритуальных убийствах», небольшая книжка, бывшая настолько редкой и настолько вредной для еврейства, что её не было в библиотеках.

В. И. Даль отмечает: «Много писателей двух прошедших столетий писало об этом предмете и положительно обличали евреев в мученическом убиении христианских младенцев и употреблении крови их. Из этих сочинений выбрана большая часть нижепомещённых случаев и примеров, за исключением взятых из подлинных делопроизводств в России и Польше.

Итак, более тридцати писателей говорили об этом предмете в различные времена: они свидетельствуют множеством примеров, бывших в разное время и в разных государствах, разбирают тайное учение евреев, смысл и значение этого бесчеловечного обряда и доказывают действительное его существование…».

В. И. Даль даёт описание 134-х случаев ритуальных убийств, последние из которых, к моменту написания книги, имели место в России. В. И. Даль делает вывод: «Польша и западные губернии наши, служащие со времён Средних веков убежищем закоренелого и невежественного жидовства, представляют и поныне самое большое число примеров подобного изуверства, особенно губерния Витебская, где секта хасидов значительно распространилась».

И в связи с тем, что хасиды имели непосредственное отношение к ритуальным убийствам, возникают вопросы:

— на каком основании главный хасид современной российской действительности Берл Лазар говорит о мифической русской фашистской опасности, якобы исходящей из патриотического лагеря и направленной против евреев?

— разве ритуальные убийства не попахивают самым откровенным еврейско-хасидским фашизмом?

— если даже хасиды «завязали» с ритуальными убийствами, то почему не найти в себе силы, чтобы покаяться, очиститься и тогда уже с «чистой совестью» (слышали о лозунге в колонии для преступников: «На свободу — с чистой совестью!»?) бороться с мифическим русским фашизмом?

Но вот читаем статью М. Назарова «Этого нам не хватало?» (Дуэль, № 22, май, 2006):

«16 апреля 2005 г. в Красноярске исчезли пятеро мальчиков в возрасте 10–12 лет… Поскольку дети исчезли за неделю до еврейского праздника Песах (23 апреля), к тому же в Красноярске имеется большая еврейская община, то версия еврейского ритуального убийства стала, естественно, обсуждаться в православных кругах. Тем более, что освещение происшествия в СМИ и отношение местных властей к нему сразу же стало обрастать настораживающими признаками, особенно после того, как 8 мая детские тела были найдены в подземном коллекторе в сильно обгоревшем виде».

Автор обращает внимание следствия на «факты явного совпадения красноярского дела с многими судебно доказанными фактами ритуальных убийств», описанными В. Далем, и делом Бейлиса. В. Назаров пишет, что в Интернете «удалось найти сообщение, что за два дня до исчезновения детей, 14 апреля, в Красноярске завершился семинар для представителей общин ФЕОР Сибири и Дальнего Востока по теме “истории и философии праздника Песах”».

М. Назаров обращает внимание и на случай в Ярославской области и на более однозначную информацию:

«…19 июля 2005 г. трое мальчиков пропали в Истринском районе под Москвой. Десять дней спустя труп 12-летнего Миши Ельшина был найден грибниками в лесу с многочисленными резаными ранами, с пробитыми ладонями и ступнями, то есть со следами распятия… Тела двух других, 11-летнего Павла Соколова и 10-летнего Александра Ельшина, нашли позже также выброшенными под кучей листвы и мусора, судмедэксперты установили, что их убили месяц спустя после Михаила.

И вновь не странно ли, что именно в Истринском районе действует хасидская “база отдыха ФЕОР” под руководством всё того же Б. Лазара, где 17-го мая опять-таки проходил семинар 100 раввинов еврейских общин СНГ с участием “авторитетных религиозных деятелей из Израиля”?»

В. Назаровым были поставлены все необходимые вопросы перед Генеральной прокуратурой, но пока трое евреев — А. Брод, А. Гербер, В. Новицкий — вместо оказания помощи Генеральной прокуратуре с целью выяснения истины обвинили В. Назарова в «возбуждении национальной вражды». Это очень странная позиция: если ты правозащитник и борец с ксенофобией и национальной рознью, то помоги разобраться в деле, а не становись фактически соучастником преступления.

В своё время с делом о ритуальном убийстве, с делом Бейлиса был связан известный русский писатель В. Г. Короленко.

В июле 1913 года отмечался шестидесятилетний юбилей Короленко, и газета «Киевская мысль» писала, что он «страж нравственного самосознания и чистой совести своего народа; страж культуры и человечности в родной стране; страж равноправия и справедливости, закона и свободы в государстве; страж правды отношений и любви человека к человеку в человечестве».

Такое отношение в основном уже в то время нерусской прессы Короленко заслужил чрезвычайно деятельным участием в деле еврея Бейлиса, обвинявшегося в ритуальном убийстве мальчика.

Это было в 1911 году, когда по случаю дела Менделя Бейлиса Короленко написал в его защиту «Обращение к русскому обществу», которое подписали также Максим Горький, Леонид Андреев, Алексей Толстой, Сергеев-Ценский, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Александр Серафимович, Федор Сологуб, Александр Блок и другие.

Дело Бейлиса само по себе представляет большой интерес, его краткое изложение целесообразно дать на основе книги А. И. Солженицына «Двести лет вместе»:

«Убит был 12-летний мальчик Андрей Ющинский, ученик Киево-Софийского духовного училища, убит зверским и необычайным способом: ему было нанесено 47 колотых ран, причём с очевидным знанием анатомии — в мозговую вену, в шейные вены и артерии, в печень, почки, лёгкие, в сердце, нанесены с видимой целью полностью обескровить его живого… В самых первых обвинениях не было ритуального мотива, но вскоре он возник, да ещё возникло наложение по срокам, что убийство совпало с наступлением еврейской Пасхи и якобы закладкой новой синагоги на территории Зайцева (еврея). Через четыре месяца после убийства был, по этой версии обвинения, арестован Менахем Мендель Бейлис, 37 лет, работник на заводе Зайцева…».

Следствие продолжалось два с половиной года, за это время произошёл целый ряд загадочных событий: один следователь скрылся от обвинения в подлоге в Финляндии, другой — перешёл на сторону адвокатов Бейлиса. Конюшня на заводе, где предположительно произошло убийство, сгорела за два дня до проведения следственного осмотра. Была выдвинута версия, что убийство совершено Верой Чеберяк, чьи сыновья дружили с убитым. После этого таинственным образом умерли её сыновья, а ей самой адвокат предлагал большие деньги за то, чтобы она взяла на себя убийство Ющинского.

В дни суда прокурор «Виппер получал угрожающие письма, в том числе — с изображением петли, да не он один — и гражданские истцы, и эксперт обвинения, а вероятно, и адвокаты защиты; явно боялся мести и старшина присяжных».

В качестве главного судебно-медицинского эксперта к расследованию дела Бейлиса был привлечён выдающийся русский психолог И. А. Сикорский (отец будущего авиа- и вертолётостроителя), который «в аргументированной форме доказал, что налицо имел место быть факт ритуального убийства, совершённого на религиозной почве»» (В. Б. Авдеев. Русская расовая теория до 1917 года. М., 2002).

Это заключение было опубликовано И. А. Сикорским как «Экспертиза по делу об убийстве Андрюши Ющинского». В статье автор, в частности, писал: «Естественно различить шесть периодов в процессе убийства Ющинского:

— ошеломляющие кровавые удары в голову при полной силе сердца;

— нанесение тринадцати ритуальных знаков в висок при полной силе сердца;

— вскрытие вен на шее также при полной силе сердца и кровообращения;

— истечение и собирание крови — при постепенном падении силы сердца;

— пробные вколы в разные части тела при слабой работе сердца и

— умерщвление Ющинского ударами в сердце по всецелом использовании его для целей ритуала».

Об этом процессе очень подробно пишет С. Степанов (Чёрная сотня. М., 2005), в частности, он приводит слова чиновника, командированного на процесс департаментом полиции: «Экспертиза Сикорского, по сообщению жандармов, произвела на присяжных сильное впечатление, убедив их в существовании ритуальных убийств». Но, описывая ход процесса, Степанов замечает: «Нетрудно убедиться, что вместо научных данных профессор Сикорский привёл выдержки из черносотенных листков».

Интересно то, что факт участия в процессе высококвалифицированного специалиста, каким являлся И. А. Сикорский, никак не отмечен Солженицыным в его книге «Двести лет вместе», хотя этот процесс о ритуальном убийстве довольно подробно описан в ней.

В частности, отмечается, что во время подготовки к процессу происходили странные вещи: исчезали одни свидетели, другим защитники Бейлиса предлагали взятки; один из следователей скрылся, другой перешёл на сторону защиты, сгорела конюшня (предполагаемое место убийства), а сам процесс «кое-кто в европейской прессе так и оценил, что русское правительство начало битву с еврейским народом, но проиграна не судьба евреев, а судьба самого русского государства» (А. И. Солженицын).

И ещё одна интересная деталь — все основные противники Бейлиса по этому процессу впоследствии были расстреляны евреями-большевиками, но И. А. Сикорский после процесса заболел, он больше уже не вернулся в университет и умер в 1919-м году.

Естественно, что в прессе, в большинстве своём находящейся уже в то время в еврейских руках, была организована мощная кампания в защиту обвиняемого, в которую включились и видные русские писатели и публицисты. В итоге обвинения против Бейлиса не были доказаны, а сам он освобождён, после чего уехал в Палестину, затем в Америку, где и умер своей смертью.

Но для участников процесса со стороны обвинения он имел смертельные последствия: Веру Чеберяк допрашивали чекисты Сорин (Блувштейн), Фаерман и другие.

«Один из чекистов вспоминал: “Веру Чеберяк допрашивали все евреи-чекисты”. При этом Фаерман “над ней издевался, срывая с неё верхнее платье и ударяя дулом револьвера…”. Вера Чеберяк была расстреляна, позже расстреляли её брата Петра Сингаевского, тоже участвовавшего в процессе Бейлиса. Главный обвинитель на процессе прокурор О. О. Виппер был судим Московским революционным трибуналом и отправлен в концентрационный лагерь» (Степанов С. Чёрная сотня. М., 2005). Естественно, там он и сгинул.

Ещё раньше был расстрелян бывший министр юстиции И. Г. Щегловитов.

С. Степанов дальше с удивлением пишет: «С другой стороны, в действия киевской ЧК трудно было найти логику. Чекисты расстреляли бывшего киевского губернатора Н. И. Суковкина, который был противником ритуальной версии, причём расстреляли, несмотря на письма евреев в его защиту. Был расстрелян весь состав киевского окружного суда, оправдавший Бейлиса»

Но логика здесь просматривается совершенно отчётливо — это было сделано для того, чтобы окончательно скрыть истину.

Таким образом, во-первых, были осуществлены те угрозы, которые защитниками Бейлиса были обещаны участникам процесса со стороны обвинения; во-вторых, были обрублены все концы, которые могли помочь установить истину.

Процесс Бейлиса был так широко освещён прессой, находящейся уже в то время в еврейских руках, что среди интеллигенции была организована широкая кампания в защиту бедного еврея.

Как и многие интеллигенты предреволюционного периода, не остался в стороне от политической борьбы и известный русский писатель В. Г. Короленко, который отдал много сил защите Бейлиса на судебном процессе.

Ответ можно найти в книге О. Будницкого «Женщины-террористки в России» (Ростов-на-Дону, 1996): Владимир Галактионович Короленко был женат на Евдокии Семёновне Ивановской, участнице народнического движения. Её сестра была приговорена по процессу 17-ти народовольцев в 1883 году к смертной казни. Процесс этот был связан с делом о цареубийстве 1-го марта 1881 года, но смертная казнь ей была заменена пожизненной каторгой, потом она была переведена на поселение, откуда в 1903 году сбежала. Их отец — врач, революционер-народник — неоднократно арестовывался, а с 1877 года жил в эмиграции. Ивановская была причастна и к другому громкому делу — убийству Плеве. В 1912 году она написала воспоминания, пережила почти всех своих товарищей по «Народной воле» и по «Боевой организации».

Но прошло не так много лет, и уже 5 декабря 1917 года Короленко в газете «Дело Народа», обращаясь к большевикам, пишет: «Вы торжествуете победу, но эта победа гибельная для победившей с вами части народа, гибельная, быть может, и для всего русского народа в целом… Власть, основанная на ложной идее, обречена на гибель от собственного произвола».

Это писал человек, в своё время ставший героем еврейской прессы и утомлённый участием во множестве банкетов в свою честь за защиту «бедного еврея».

В 1909 году в журнале «Весы» появилась статья Андрея Белого «Штемпелеванная культура», где «он восстает против засилья инородческих элементов в русской культуре».

Проштемплеванный, то есть прошедший сквозь цензуру биржевиков, интернационализм с пафосом провозглашается последним словом искусства морально шаткой и оторванной от народа группой критиков — негодует здесь Андрей Белый. В. С. Брачев (Масоны и власть в России. М., 2003), излагая статью А. Белого, пишет:

«“Главарями национальной культуры оказываются чуждые этой культуре люди…Чистые струи родного языка засоряются своего рода безличным эсперанто из международных словечек… Вместо Гоголя объявляется Шолом Аш, провозглашается смерть быту, утверждается международный жаргон…Вы посмотрите на списки сотрудников газет и журналов в России: кто музыкальные и литературные критики этих журналов? Вы увидите сплошь и рядом имена евреев… пишущих на жаргоне эсперанто и терроризирующих всякую попытку углубить и обогатить русский язык”. Рать критиков и предпринимателей в России пополняется “в значительной степени одной нацией; в устах интернационалистов все чаще слышится привкус замаскированной проповеди самого узкого и арийству чуждого юдаизма”».

В. С. Брачев продолжает: «В тех…случаях, когда отдельные представители русской интеллигенции, вопреки всему, всё же пытались встать на национальные, патриотические позиции, интернациональная, космополитическая среда, к которой они всецело принадлежали, тут же ставила их “на место”…».

Эпизод с Андреем Белым, возмутившимся засильем космополитических элементов в русской культуре, в этом смысле весьма показателен. Дело в том, что это один из редких случаев, когда мы знаем, чем закончился этот инцидент. А закончился он тем, чем, очевидно, всегда заканчиваются у нас и другие, подобные этой истории. «Друзья и знакомые после злополучной публикации сразу же отшатнулись от Андрея Белого. Но это было ещё полбеды. Главная беда заключалась в том, что отшатнулись от него и издатели…» (выделено мной. — В.Б.).

«Ударяясь в космополитизм, мы подкапываемся под само содержание души народной, то есть под собственную культуру» (В. С. Брачев).

Русская же «прогрессивная» интеллигенция была чрезвычайно озабочена не положением собственного трудового народа, а борьбой за «общечеловеческие» идеалы, воплощением которых были представители богом избранного народа.

Вот, например, как переживал за судьбу еврейского народа русский писатель А. И. Куприн. Это был писатель, про которого «Малая советская энциклопедия» писала: «Лучшие произведения Куприна отличаются тонкостью психологических характеристик, мастерством пейзажа, искусством построения рассказа».

К. Чуковский в статье к собранию сочинений Куприна (1964 год) отмечал: «Труднейшая форма “короткого рассказа”, требующая большой экономии изобразительных средств, превосходно усвоена им, о чем свидетельствуют такие шедевры повествовательной техники как “Мирское житьё”, “В цирке”, “Жидовка”, “Гранатовый браслет”, “Корь” и многие другие».

Чуковский особо обращается к двум из перечисленных выше рассказов — это «Жидовка» и «Корь»: «Чего стоил бы, например, замечательный набросок “Жидовка”, если бы в нём не была воспроизведена во всей своей яркой типичности и начальственная, фамильярно-шутливая речь матёрого полицейского пристава и певучая, богатая разнообразными эмоциональными красками речь еврея-кабатчика Хацкеля?…».

Отметим, что рассказ «Жидовка» был напечатан в газете «Правда» в 1904 году и так характеризуется в «Примечаниях» к собранию сочинений А. И. Куприна: «В годы, когда реакция разжигала и культивировала шовинизм, в частности, антисемитские погромные настроения, общественное значение рассказа определялось звучавшей в нем нотой сочувствия к судьбе еврейского народа».

Герой рассказа — доктор Кашинцев, будучи проездом в трактире еврея Хацкеля, где «задняя, меньшая часть комнаты была отгорожена пёстрой ситцевой занавеской, из-за которой шёл запах грязных постелей, детских пелёнок и какой-то острой еды», выпил «пейсачной» водки и поел рыбы. После чего подумал: «Как её готовят?», но он тут же засмеялся, вспомнив один из знакомых ему вечерних афоризмов: «Никогда не надо думать о том, что ешь и кого любишь».

Выпив и поев, он увидел жену хозяина Этлю: «…Ему показалось, что какая-то невидимая сила внезапно толкнула его в грудь, и чья-то холодная рука сжала его затрепыхавшееся сердце. Он никогда не только не видал такой сияющей, гордой, совершенной красоты, но даже не смел и думать, что она может существовать на свете… И тем удивительнее, тем неправдоподобнее было для него это ослепительно-прекрасное лицо, которое он видел в грязном заезжем доме, пропахшем запахом нечистого жилья, в этой ободранной, пустой и холодной комнате…

“Кто это? — шепотом спросил Кашинцев. — Вот эта… — он хотел по привычке сказать — жидовка, но запнулся, — эта женщина?”».

Затем сказал: «Как она красива!», на что последовал ответ её мужа: «Пан с меня смеется?.. Что такое она? Обыкновенная бедная еврейка».

«Хацкель вдруг придвинулся вплотную к доктору, оглянулся с боязливым видом по сторонам и сказал, выразительно понизив голос: “А может, вы, пане, заночуете у нас в заезде?”. Но гость резко ответил: “Оставьте меня в покое, уйдите!”».

Потом Кашинцев сидел и думал о ней как о своей возможной будущей жене: «Пусть она будет грязна, невежественна, неразвита, жадна, — о, боже мой! — какие это мелочи в сравнении с её чудесной красотой!».

Теперь героя рассказа потянуло на философию: «Удивительный, непостижимый еврейский народ! — думал Кашинцев. — Что ему суждено испытать дальше? Сквозь десятки столетий прошёл он, ни с кем не смешиваясь, брезгливо обособляясь от всех наций, тая в своем сердце вековую скорбь и вековой пламень… Почём знать: может быть, какой-нибудь высшей силе было угодно, чтобы евреи, потеряв свою родину, играли роль вечной закваски в огромном мировом брожении?».

Вот такие мысли возникли у героя рассказа при виде бедной еврейской красавицы.

Другой рассказ Куприна — «Корь», так понравившийся К. Чуковскому: «В рассказе “Корь” он клеймит черносотенцев, ура-патриотов, “истинно русских людей”, которые в те годы, когда писался рассказ, были надёжной опорой правительства Николая II».

Отметим, что главный герой рассказа — студент — разошёлся в политических взглядах с «черносотенцем» — хозяином дома на юге России, у моря, где он подрабатывал преподавателем у хозяйских детей и жил в этом доме. После ссоры с хозяином, вынужденный покинуть дом, благородный студент переспал с его женой и ночью исчез.

Взгляды же хозяина, возмутившие студента, сводились к следующему: «Горжусь тем, что я русский!.. Да, я смело говорю всем в глаза: довольно нам стоять на задних лапах перед Европой… Слава богу, что теперь всё больше и больше находится таких людей, …. которые не стыдятся своего языка, своей веры и своей родины…».

Сам же студент-интернационалист как-то сказал: «…южного народа не люблю… Скверный народишко — ленивый, сладострастный, узколобый, хитрый, грязный. Жрут всякую гадость. И поэзия у них какая-то масляная и приторная…» (выделено мной. — В.Б.).

Оба этих рассказа были опубликованы Куприным в 1904 году, а в 1909 году он пишет письмо, адресованное «лучшему и вернейшему другу» профессору Федору Батюшкову (по словам К. Чуковского, «Батюшков, рыцарски преданный Куприну… был его опекуном, его заступником, ангелом-хранителем, нянькой, вызволял его из всяких передряг»).

Полный текст письма А. И. Куприна опубликован в сборнике «Русские писатели о евреях».

Вот несколько отрывков из него: «Где-нибудь в плодородной Самарской губернии жрут глину и лебеду — и ведь из года в год! Но мы, русские писатели… испускаем вопли о том, что ограничен приём учеников зубоврачебных школ…

Мы, русские, так уж созданы нашим русским Богом, что умеем болеть чужой болью, как своей. Сострадаем Польше и отдаём за неё свою жизнь, распинаемся за еврейское равноправие, плачем о бурах, волнуемся за Болгарию или идём волонтёрами к Гарибальди и пойдём, если будет случай, к восставшим ботокудам. И никто не способен так великодушно, так скромно, так бескорыстно и так искренне бросить свою жизнь псу под хвост во имя призрачной идеи о счастье будущего человечества, как мы…

И пусть это будет так. Твёрже, чем в мой завтрашний день, верю в великое мировое загадочное предначертание моей страны и в числе её милых, глупых, грубых, святых и цельных черт — горячо люблю её безграничную христианскую душу. Но я хочу, чтобы евреи были изъяты из её материнских забот…

Если мы все — люди — хозяева земли, то еврей — всегдашний гость. Он даже — нет, не гость, а король-авимелех, попавший чудом в грязный и чёрный участок при полиции. Что ему за дело до того, что рядом кричат и корчатся пьяные и избиваемые рабы? Что ему за дело до того, что на окнах кутузки нет цветов и что люди, её наполняющие, глупы, грязны и злы? И если придут другие, чуждые ему люди, хлопотать за него, извиняться перед ним, жалеть о нём и освобождать его — то разве король отнесётся к ним с благодарностью? Королю лишь возвращают то, что принадлежит ему по священному, божественному праву. Со временем, снова заняв и укрепив свой 5000-летний трон, он швырнёт своим бывшим заступникам кошелёк, наполненный золотом, но в свою столовую их не посадит. Оттого-то и смешно, что мы так искренне толкуем о еврейском равноправии, и не только толкуем, но часто отдаём и жизнь за него! Ни умиления, ни признательности ждать нам нечего от еврея…

И оттого-то вечный странник еврей таким глубоким, но почти бессознательным, инстинктивным, привитым 5000-летней наследственностью, стихийным кровным презрением презирает всё наше, земное. Оттого-то он так грязен физически, оттого во всем творческом у него работа второго сорта, оттого он опустошает так зверски леса, оттого он равнодушен к природе, истории, чужому языку. Оттого-то хороший еврей прекрасен, но только по-еврейски, а плохой отвратителен, но по-человечески.

Оттого-то, в своём странническом равнодушии к судьбам чужих народов, еврей так часто бывает сводником, торговцем живым товаром, вором, обманщиком, провокатором, шпионом, оставаясь честным и чистым евреем».

Таким образом, взгляды Куприна на еврейский вопрос за пять лет претерпели коренное изменение и, эмигрировав в 1919 году из Советской России, руководимой евреями-большевиками, он вернулся на родину через 18 лет, после того, как свершилось «историческое возмездие» (В. В. Кожинов), когда «старые большевики» стали жертвами своих «разборок».

Известно, что в «Несвоевременных мыслях» Максима Горького неоднократно звучит тема недопустимости развития антисемитских взглядов в России, но в то же время у него есть очерк, краткое изложение которого приводится ниже:

«В одной из грязненьких уличных газет некто напечатал свои впечатления от поездки в Царское Село. В малограмотной статейке, предназначенной на потеху улице рассказывалось о том, что Александру Федоровну матрос вёз в качалке, а когда она, прихрамывая с помощью дочерей, вышла, то толпа зевак осмеяла её». Здесь речь идёт об императрице.

И Горький продолжает: «Но — дело не в том, что весёлые люди хохочут над несчастием женщины, а в том, что статейка подписана еврейским именем Иос. Хейсин… Едва ли найдётся человек настолько бестолковый, чтоб по поводу сказанного заподозрить меня в антисемитизме.

Я считаю нужным, — по условиям времени, — указать, что нигде не требуется столько такта и морального чутья, как в отношении русского к еврею и еврея к явлениям русской жизни.

Отнюдь не значит, что на Руси есть факты, которых не должен критически касаться татарин или еврей, но — обязательно помнить, что даже невольная ошибка, — не говоря уже о сознательной гадости, хотя бы она была сделана из искреннего желания угодить инстинктам улицы, — может быть истолкована во вред не только одному злому или глупому еврею, но — всему еврейству».

Аркадий Ваксберг в книге о Горьком (Гибель Буревестника. М., 1999) пишет: «Что касается Горького, то даже самое слабое проявление антисемитизма, хотя бы только на бытовом уровне, всегда вызывало его немедленную и острую реакцию…

К еврейскому вопросу в России Горький вообще относился с особенной, почти физической страстью. Ещё в 1915 году он называл евреев “друзьями своей души”, неоднократно подписывал воззвания к русскому народу с призывом защитить евреев во всём и повсюду… За год до революции он писал: “Меня изумляет духовная стойкость еврейского народа, его мужественный идеализм, необратимая вера в победу добра над злом, в возможность счастья на земле. Старые крепкие дрожжи человечества, евреи всегда возвышали дух его, внося в мир беспокойные, благородные мысли, возбуждая в людях стремление к лучшему”».

Интересный момент, когда друга Горького, издателя-еврея Гржебина «травили» другие евреи, Горький обвинил их в антисемитизме.

Но, несмотря на заслуги в деле борьбы с антисемитизмом, явными врагами Горького в Петрограде после революции были евреи: Зиновьев (Радомысльский-Апфельбаум Евсей-Гершен Аронович), его жена Злата Лилина (Бернштейн), родной брат Лилиной Илья Ионов (Бернштейн), муж сестры Зиновьева Самуил Закс (Гладнев), сестра Троцкого Ольга Давыдовна Каменева (Бронштейн). Видимо, так проявлялась ответная любовь евреев к Горькому в соответствии с принципом «бьёт — значит, любит», а они его били.

Как известно, «хорошие дела никогда не остаются безнаказанными», а степень еврейской благодарности чётко просматривается ещё по библейским текстам: и царь-освободитель, и автор «столыпинских реформ» были убиты в результате еврейских заговоров.

Большую статью под названием «Европа и евреи» написал Василий Розанов («Русские писатели о евреях»).

На основе дела Дрейфуса В. Розанов делает вывод: «Мы исследуем силу еврейства и указываем на его цепкость. Евреев немного — 7 млн человек. Персов было гораздо больше, чем македонян: но македоняне шли “фалангой”, т. е. “свиньёй” (форма военного построения), и, разрезая кучи, тьмы тем персов, их побеждали. Секрет еврейства состоит в том, что они по связности подобны конденсатору, заряжённому электричеством. Троньте тонкою иглою его — и вся сила, и всё количество электричества, собранное в хранителе-конденсаторе, разряжается под точкою булавочного укола…

“Первое предостережение”, полученное в деле Дрейфуса Европою, показывает, что если Европа не перестроится в своих рядах, если она будет идти так же вразброд, — “по-персидски”, “тьмы тьмами”, — то она, несомненно, будет разрознена иудейскою “свиньёю” и потеряет всё, как персы перед македонянами. Дело — в социальном построении; у нас “каждый за себя”, “Бог за всех”; у евреев — “все за каждого”, и потому-то, может быть, у них “Бог” в точности “за всех”. Мы — разобщены; они не только соединены, но слиты. У нас соединение — фразёрство; у них — факт».

На нескольких примерах, на высказываниях некоторых писателей и политических деятелей, попытаемся проследить за развитием дискуссии по еврейскому вопросу, обратив внимание на аргументы и действия «конфликтующих» сторон.

В книге, составленной В. Н. Афанасьевым, приведена статья И. С. Аксакова «“Либералы” по поводу разгрома евреев» (1881 год), где он пишет: «Не об эмансипации евреев следует ставить теперь вопрос, а об эмансипации русского населения от еврейского ига, не о равноправности евреев с христианами, а о равноправности христиан с евреями, об устранении бесправности русского населения перед евреями: вот единственно правильная постановка вопроса, без которой и правильное решение невозможно. Мы знаем заранее, что поднимутся с разных сторон клики: “не русские, а евреи стеснены в правах”, “русские пользуются преимуществами по закону”, “против эксплуатации еврейской они могут искать ограждения легальным порядком, в суде, в свободной конкуренции” и т. д., и т. п…

Но почему же все эти господа “либералы”, как они себя сами честят, со всей этой якобы либеральной прессой не обретают в себе никакого либерального гнева и негодования, как скоро дело касается эксплуатации русских евреями? А ведь здесь эксплуатация — не чета эксплуатации какого-нибудь фабриканта или землевладельца! Здесь она, как удав, душит население, высасывает всю кровь, держит в кабале, в такой ужасной кабале, о которой рабочий и крестьянин в свободной от евреев России и понятия не имеют. Этот гнёт давний, нахальный, крупный по результатам, несносный по мелочности, ещё более оскорбительный по разноплеменности и разноверию; но у наших “либералов” не отыскивается ни словечка укора таким эксплуататорам: либерализм мигом испарился, как бы его вовсе и не бывало!

Выйдет, пожалуй, что “либералы” стоят за национальное и вероисповедное у нас начало, а это с либеральным кодексом несогласно. По этому кодексу, русский должен быть безличен в смысле народности и в вере индифферентен или допускать её лишь как “субъективное чувство”, но правонациональной личности чуждых, пришлых насельников, с их вероисповедною исключительностью, он признавать непременно обязан, хотя бы и прямо себе во вред!»

Ф. М. Достоевский писал: «Да смягчатся взаимные обвинения, да исчезнет всегдашняя экзальтация этих обвинений, мешающая ясному пониманию вещей. А за русский народ поручиться можно: о, он примет еврея в самое полное братство с собою, несмотря на различие в вере и с совершенным уважением к историческому факту этого различия, но всё-таки для братства, до полного братства нужно братство с обеих сторон. Пусть еврей покажет ему и сам хоть сколько-нибудь братского чувства, чтоб ободрить его. Я знаю, что в еврейском народе и теперь можно отделить довольно лиц, ищущих и жаждущих устранения недоумении, людей притом человеколюбивых, и не я буду молчать об этом, скрывая истину. Вот для того-то, чтоб эти полезные и человеколюбивые люди не унывали и не падали духом, и чтоб сколько-нибудь ослабить предубеждения их и тем облегчить им начало дела, я и желал бы полного расширения прав еврейского племени, по крайней мере, по возможности, именно насколько сам еврейский народ докажет способность свою принять и воспользоваться правами этими без ущерба коренному населению…» (курсив мой. — В.Б.).

«Само собою, всё, что требует гуманность и справедливость, всё, что требует человечность и христианский закон — всё это должно быть сделано для евреев. Но если они, во всеоружии своего строя и своей особенности, своего племенного и религиозного отъединения, во всеоружии своих правил и принципов, совершенно противоположных той идее, следуя которой, доселе, по крайней мере, развивался весь европейский мир, потребуют совершенного уравнения всевозможных прав с коренным населением, то — не получат ли они уже тогда нечто большее, нечто лишнее, нечто верховное против самого коренного даже населения?» (курсив мой. — В.Б.).

К счастью, не дожил великий русский писатель до светлого дня внезапного и полного предоставления евреям исключительных прав в решении судьбы русского народа, чего писатель и опасался.

Хорошо, что не дожил он до момента, когда стоять бы ему у кирпичной стенки в ожидания выстрела еврея-большевика, но многие годы не издавался роман Ф. М. Достоевского «Бесы».

Ф. М. Достоевский, несмотря на тяжёлое предчувствие, продолжал: «Но, несмотря на все “фантазии” и на всё, что я написал выше, я всё-таки стою за полное и окончательное уравнение прав — потому что это Христов закон, потому что это христианский принцип».

Но не может великий писатель избавиться от своих сомнений: «Вопрос только в том: много ли удастся сделать этим новым, хорошим людям из евреев, и насколько сами они способны к новому и прекрасному делу настоящего братского единения с чуждыми им по вере и крови людьми?»

Вспомним, что цитируемая статья в «Дневнике писателя» датирована 1877-м годом, и прошедшие десятки лет показали на примере «русской революции с еврейским лицом», на отношении евреев к арабам Палестины, что неспособны «хорошие люди из евреев» к братскому единению «с чуждыми им по вере и крови людьми».

На основе сочинения Якова Рабиновича «Быть евреем в России» интересно проследить за изложением исторических событий и изгибами еврейской логики на примере рассмотрения проблемы еврейских кантонистов.

Один из разделов книги так и называется — «Из истории кантонистов», и начинается словами: «В 1827 году императором Николаем I был утверждён закон, который обязывал евреев отбывать воинскую повинность по рекрутскому уставу. В солдаты забирались малолетние еврейские дети, которые отправлялись в далёкие восточные губернии, где в особых батальонах обучали малолетних кантонистов. Продолжительная военная служба (до 25 лет) отрывала еврея от его семьи и общины…» (выделено мной. — В.Б.).

Казалось бы, вот что придумал для евреев изверг-русский император!

Но читаем Рабиновича дальше: «Соответствующее воспитание в особых военных заведениях не было в России специфически еврейским явлением. В 1721 году Пётр Великий повелел учредить при каждом пехотном полку гарнизонную школу на 50 человек солдатских детей. Тоесть, институт кантонистов существовал у нас более 130 лет, но для них (евреев) он не существовал 106 лет, и ни один борец за еврейские права не обратил внимание на проявление такого пещерного антисемитизма!».

Рабинович раскрывает коварный план Николая I: «Для чего нужны были Николаю Павловичу еврейские рекруты? Вовсе не для укрепления обороноспособности российской армии — для этого евреи считались слишком хилыми, трусливыми, да и способными к измене в критическую минуту. В солдатчине Николай Павлович видел средство отрывать еврейских детей от еврейской среды, приобщать к русским порядкам, побуждать к принятию православия, словом, ассимилировать их… Обучали здесь грамоте, закону веры, ремеслу и главным образом фронтовой службе…».

При этом богатые евреи, естественно, не отдавали своих детей в кантонисты, а туда попадали неграмотные дети из самых бедных еврейских многодетных семей, чьи шансы дожить до взрослого состояния равнялись практически нулю; сюда же попадали дети нищих, цыган, польских мятежников, то есть дети, чьей судьбой никто, кроме государства, не хотел заниматься.

Конечно, над евреями издевались, их даже заставляли работать по субботам!

Дальше — ещё хуже: «Многие евреи-кантонисты направлялись в специальные школы и выходили оттуда писарями, фельдшерами, топографами, оружейниками, ветеринарными помощниками, специалистами порохового дела, мастерами разных специальностей для казённых заводов военного ведомства. Крещёные евреи из бывших кантонистов выслуживались на этих заводах до звания надворного или коллежского советника, что по табели о рангах приравнивалось к званию подполковника и полковника… Были евреи и среди высшего офицерства русской армии…».

Естественно, никакая черта оседлости на них не распространялась.

При таких ужасах военнослужащим-евреям разрешалось посещать синагогу, создавать свои молельни, где могли молиться по субботам и мальчики-кантонисты.

Таким образом коварный план Николая Павловича сводился к тому, чтобы сделать из нищих, неграмотных еврейских детей полноценных граждан государства Российского, не только приобщить их к русской культуре, но и помочь им влиться в общие дела страны, чтобы Россия стала их страной, а не государством временного пребывания, оградить их от влияния местечковых кагалов.

Ещё раз отметим: для таких людей черты оседлости не существовало.

А. П. Липранди в 1911-м году, говоря о требовании уничтожить черту оседлости, отмечал: «Не ясно ли… что стремление революции сводится вовсе не к равноправию еврейства и инородчества, а к созданию их привилегированного положения в русском государстве, с принижением русского народа? Справедливо говорил И. С. Аксаков, что “либерализм относительно евреев это кабала для русского народа”».

Говоря о черте оседлости, Липранди отмечает, что если сами евреи устанавливают для своих соплеменников черту оседлости, видя в них препятствие к своей производительной деятельности, что проявляется в замене евреев-рабочих на христиан, то почему русские должны её отменить?

Липранди говорит также, что сторонники отмены черты оседлости говорят о том, что её отмена приведёт к решению еврейского вопроса, но никто не может привести пример, где было введено равноправие евреев, и при этом был бы решён еврейский вопрос.

Липранди, правда, говорит, что одна такая страна — Япония — существует, о чём сказал один из видных государственных деятелей Японии: «Мы более всего на свете боимся евреев и не допускаем их к себе. В Японии нет евреев».

Вот интересные данные о черте оседлости: в 1897-м году перепись населения показала, что за пределами черты оседлости уже к этому времени проживали 285 тысяч евреев, но Липранди пишет, что после 1905-го года евреи хлынули во внутренние области России и составляют там не менее миллиона человек. Это привело к тому, что «из всей России идут жалобы на еврейское засилье, и против этого засилья решительно ничего не предпринимается».

«Для кого же она существует? Только для вовсе непроизводительного класса, только для тех, кто не имеет даже внешних признаков какой-нибудь специальности или какого-нибудь определённого, легального занятия, т. е. — только для заведомых ростовщиков, всяких гешефтмахеров и паразитов, ничего не сеющих, но желающих жать чужие посевы» (А. П. Липранди).

И далее: «Нельзя даже сравнивать притязательность евреев с притязаниями других инородцев: при всех аппетитах на Россию, прочие инородцы всё же не в пример скромнее евреев. Финны и шведы забрали себе Финляндию, поляки претендуют на Привисленский край и западные губернии, латыши и немцы — на Балтийский край, армяне и грузины — на Кавказ и т. д., евреи же — на всю Россию. Они не довольствуются даже 26 губерниями, превышающими все западноевропейские государства и отведёнными для их постоянной оседлости; они требуют себе всю Россию, вся она должна стать их достоянием. Это почище и поляков, и финно-шведов, и латышей, и армян, и грузин и т. д. — не только в отдельности, но даже всех вместе взятых: все они хотят только обрезать Россию со всех сторон, евреи же хотят и добиваются всей ею овладеть. Не слишком ли, однако, это много?».

А. П. Липранди писал: «Как ни старается Государственная Дума, точнее — её октябристский “центр” уклониться от какого бы ни было касательства еврейского вопроса, ей всё же придётся заняться этим “страшным” (для политических эквилибристов гучковского толка) вопросом. Ещё в конце 1908 года в Думу был внесён запрос, подписанный почти всеми крестьянскими депутатами, о чрезмерном наплыве евреев в местности, находящиеся вне черты их оседлости, и незаконном проживании их в этих местностях…».

Автор отмечает, что «по поводу этого “черносотенного” запроса, в котором, конечно, усматривается “человеконенавистничество”, “варварство” и всё прочее, что полагается в таких случаях. Очень характерны, право, эти обычные вопли о “человеконенавистничестве” всякий раз, как только речь заходит об евреях. Выходит, что только евреи — люди, и не поклоняться им, не потворствовать их беззакониям, не петь им дифирамбы — значит проявлять “человеконенавистничество”».

Липранди говорит, что во всём «цивилизованном» мире евреи пользуются равноправием, но «во-первых, в странах всего “цивилизованного мира” евреев прямо ничтожная горсточка по сравнению с Россией…», которая получила их от Польши, «гибели которой они очень и очень много содействовали и помогли! Во-вторых, несмотря даже на такую малочисленность евреев во всём “цивилизованном мире”, он давно и явно тяготится их равноправием и давно стремится так или иначе “обрезать” его… Но во “всём цивилизованном мире” равноправие не разрешило еврейского вопроса, а, наоборот, — осложнило, усугубило его…».

Один из депутатов Государственной Думы сказал: «Я не жажду их смерти, не требую даже их изгнания; я желаю только, чтобы им не предоставляли власти и не пускали на высшие должности… Евреи — особый народ, и если они становятся французскими или австрийскими… или русскими гражданами, то лишь для того, чтобы эксплуатировать Францию или Австрию… или Россию…».

Липранди отмечает, что «евреев в Германии 600 000, т. е. в десять раз меньше, чем в России. Фактически они не равноправны, и никто в Германии не думает о политическом осуществлении равноправия. Наоборот: разрешение своего еврейского вопроса Германия видит не в равноправии, а в изоляции еврейского элемента и ослаблении его путём эмиграции. С этой целью германским правительством всячески поддерживается и поощряется сионистское движение».

На основании изложенного Липранди делает вывод о необходимости сохранения черты оседлости, вывод, к которому, естественно, не прислушалось пришедшее к власти масонское правительство, законодательно отменившее черту оседлости и ускорившее разрушение Российской империи.

Черта оседлости: гнездо терроризма

В конце 1901-м году в России была создана партия социалистов-революционеров (эсеров), которая образовалась из трёх организаций:

— «Заграничный союз» — руководители Раппопорт и Хаим Житловский;

— «Рабочая партия политического освобождения России» — руководитель Гершуни (Герш Исаак Ицков);

— «Союз социалистов-революционеров» — руководитель Аргунов.

Здесь по двум причинам особый интерес представляет последняя фамилия:

1) А. А. Аргунов, как можно сделать вывод, был русским;

2) по его инициативе как лидера «Северного союза русских революционеров» и была создана партия эсеров.

Небольшая справка: Аргунов Андрей Александрович (настоящая фамилия Воронович) создал в 1896-м году в Саратове организацию, центром деятельности которой затем стала Москва. Аргуновым была выработана программа Союза, изданная за границей в 1900-м году в виде брошюры «Наши задачи».

Жандармский полковник Спиридович в своих воспоминаниях писал:

«Главнейшими заправилами этой “народнической русской партии” оказались Гоц, Минор, Гершуни, Рубанович, Натансон, Азеф».

Из русских он назвал только Чернова (но женой или «подругой» его была Ратнер). «Их киевский комитет состоял тогда из евреев. Сторонниками партии в Киеве была еврейская интеллигентная молодёжь. Влияние Гершуни сказалось в том, что все они бредили террором…».

Анна Гейфман в книге «Революционный террор в России 1894–1917» (М., 1997) писала: «В районах черты оседлости, больше чем в других регионах империи, радикалы стремились бороться с частными лицами монархических убеждений и другими консервативными противниками революции. Любой, кто проповедовал патриотические, националистические или проправительственные взгляды, мог быть объявлен черносотенцем, против которого можно было применять любые насильственные действия… радикалы бросали бомбы или стреляли в участников патриотических или религиозных собраний и демонстраций, а также в отдельных христиан, при этом иногда их жертвами становились и невинные прохожие, включая детей и стариков, что провоцировало антисемитские настроения и попытки возмездия…

Еврейские революционные трибуналы выносили приговоры местным врагам, а отдельные радикалы с оружием в руках нападали на частные владения. Более того, не были редкостью случаи, когда еврейские революционные экстремисты оскорбляли членов своих традиционных общин действиями, граничащими с богохульством, например — избирали синагогу стратегическим местом для ведения перестрелки или производства взрывов, что и привело к казачьим обстрелам и захватам этих молельных домов. Неудивительно, что многие евреи, особенно старики, были очень недовольны молодыми еврейскими экстремистами, чья террористическая деятельность приводила к погромам: “Они стреляли, а нас бьют…”» (выделено мной. — В.Б.).

Гейфман пишет: «Большая часть террористических актов, приведённых в исполнение евреями, была совершена в районах черты оседлости, где жертвами революционеров, в первую очередь анархистов, были представители местной администрации, главным образом полицейские, казаки и солдаты…

Проводили они также мелкие акты экспроприации и нападения на мелких дельцов, особенно на тех, кто оказывал им сопротивление. В одном случае в маленьком промышленном городке Кринки в январе 1906 года фабриканты пытались защититься от анархистов, объединившись в союз, но во время их первого же собрания революционеры взорвали бомбу в синагоге, где оно происходило…».

Но это был не акт проявления антисемитизма, а акция устрашения одних евреев, не поддерживающих революционные выступления других евреев.

И далее: «Хотя не секрет, что члены монархических и правых групп с энтузиазмом участвовали в антисемитских выступлениях, всё же часто революционные экстремисты в районах черты оседлости сами явно провоцировали репрессии со стороны консерваторов — репрессии, направленные поначалу не против еврейского населения вообще, а только против еврейских революционеров…

Это особенно относится к случаям, когда радикалы бросали бомбы или стреляли в участников патриотических или религиозных собраний и демонстраций, а также в отдельных христиан, при этом иногда жертвами становились и невинные прохожие, включая детей и стариков, что провоцировало антисемитские настроения и попытки возмездия…» (Гейфман).

Гейфман отмечает, что в своих работах об участии евреев в русском революционном движении некоторые мыслители, прежде всего Бердяев, писали, что еврейские радикалы вышли из среды, где главными отличительными чертами были глубокая, многовековая гордость, ощущение своего избранничества, ощущения себя избранным народом.

«Эти писатели пытались найти корни еврейского радикализма в концепции, лежащей в основе еврейского национального и религиозного самосознания — в мессианской идее… Особенно надо остановиться на деятельности Бунда, еврейской организации, которая никогда не признавала террор приемлемой формой борьбы, что, однако, не мешало ее руководителям оказывать моральную поддержку террористам разных партийных направлений, а рядовым членам — принимать время от времени участие в террористических актах» (Анна Гейфман).

Бунд — Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России — партия еврейских ремесленников и промышленных рабочих, возникла на учредительном съезде, проходившем в 1897-м году в Вильно. Бунд выступал за национально-культурную автономию для восточно-европейского еврейства, создание светской системы просвещения, поддерживал развитие культуры на языке идиш. Считалось, что благодаря этому евреи не ассимилируются и сохранят свою обособленность, Бунд выступал против репатриации евреев в Палестину.

Лидеры Бунда не упускали возможностей использования политических убийств, совершённых другими организациями, в интересах революции вообще, аплодируя героическим подвигам террористов в борьбе с ненавистным царским режимом.

Так, в 1902-м году Бунд выпустил листовку по случаю очередной годовщины убийства императора Александра II: «Будем сегодня вспоминать наших великих революционных предшественников, проявивших такой героизм в борьбе с царским правительством. Пусть память об этих бескорыстных героях и борцах… даст нам новую силу для борьбы с проклятым самодержавием».

Многие бундовцы открыто заявляли на партийных съездах о поддержке террористических методов, а четырнадцать местных комитетов публично пропагандировали терроризм. Это привело к тому, что на пятой конференции Бунда в Бердичеве в августе 1902-го года была принята резолюция о целесообразности «организованной мести».

Если лидеры Бунда признавали террористические методы, то бундовцы на местах готовы были активно участвовать в их осуществлении.

Как и в других революционных группах, месть была одним из основных мотивов политических убийств, совершённых членами Бунда. Особенно в отношении служащих полиции и коллаборационистах. Так, например, в еврейском местечке Жагоры, где в конце 1905 года вся власть была в руках бундовцев, они приговорили к смерти двух провокаторов и намеревались казнить исправника и других.

Наиболее известным террористическим актом Бунда был выстрел Гирша Лекерта в губернатора Вильно в 1902-м году, который приказал высечь двадцать молодых евреев после первомайской уличной демонстрации.

По этому поводу Центральный комитет Бунда выпустил прокламацию: «Мы не можем думать и говорить спокойно о том, что произошло в Вильно. Из тысяч честных сердец несётся один общий крик: месть!.. Мы уверены, что из среды еврейского пролетариата восстанет мститель, который отомстит за надругательство над своими братьями; и если будет пролита человеческая кровь, то вся ответственность за это падёт на царя и его диких слуг».

На этот призыв и отозвался Лекерт, про которого Центральный комитет Бунда написал: «Честь и слава мстителю, принёсшему себя в жертву за своих собратьев!».

Хотя члены Бунда практиковали террористические акты в целях мести, наказания, они проводились также в целях устрашения своих врагов, доведения их до полного паралича, что особенно проявилось в 1905–1907 годах, когда бундовцы на местах, например, в Гомеле, терроризировали полицию, войска и всё благонамеренное русское население. В маленьком городке Сувалки был ранен полицейский, бомбы, брошенные в Гомеле, убили несколько казаков, членов драгунского патруля в городе Борисове.

Бундовцы стреляли в правительственные войска во время забастовок, прибегали к террору для срыва выборов в I Государственную думу: в Бобруйске разогнали предвыборный митинг, используя петарды и револьверы; такие случаи происходили очень часто.

«… Бунд выбирал в принципе те же мишени, что и другие террористы. Отличалась же его деятельность тем, что партия действовала в основном в еврейских местечках или недалеко от них и почти никогда в столицах, а многие террористические выступления объяснялись частью политики защиты от погромов. С этой целью члены Бунда организовали так называемые “отряды еврейской самообороны”, якобы исключительно для защиты мирного населения в черте оседлости от антиеврейских выступлений. На деле же эти отряды часто занимались политическим терроризмом против правительства и его сторонников» (Анна Гейфман «Революционный террор в России 1894–1917»).

В синагогах Ростова-на-Дону и Нахичевани часто собирались экстремисты, активисты отрядов самообороны открывали беспорядочную стрельбу на улицах, среди жертв при этом было и несколько детей.

В результате лидеры еврейской общины в Гродненской губернии были вынуждены обратиться к властям за помощью и указали место, где хранилось оружие отрядов самообороны.

Используя тактику устрашения, молодые бундовцы сумели настроить против себя и бедное еврейское население. Но когда вмешивалась полиция и очищала синагоги от террористов, лидерами Бунда это представлялось как преследование евреев за их национальные ценности и еврейский образ жизни.

Анна Гейфман отмечает, что когда-то стойкий революционный идеализм после 1905-го года зачастую превращался в цинизм, сопровождавшийся растущим презрением к человеческой жизни и собственности. Так член Бунда в городе Нижний Северск, например, согласился участвовать в экспроприации, проводимой бандой анархистов за обещанное борцу за свободу новое пальто.

Другие бундовцы вымогали деньги у богатых граждан, а сумма зависела от материального положения жертвы.

В террористических актах принимали участие и женщины.

Вот только несколько примеров «деятельности» женщин-террористок:

— Геся Гельфман из полесского городка Мозырь участвовала в подготовке покушения на императора Александра II;

— Фрумкина Фрума Мордуховна — в 1903 году в Киеве пыталась перерезать горло генералу Новицкому; в 1907 году арестована в Москве, в Большом Театре по обвинению в покушении на московского градоначальника; находясь в тюрьме, стреляла в начальника тюрьмы;

— Школьник Мария (Маня) Марковна — в 1906-м году покушалась на Черниговского генерал-губернатора; участвовала в подготовке покушения на киевского генерал-губернатора;

— Измайлович Александра Адольфовна — в 1906-м году стреляла в минского полицмейстера;

— Дора Бриллиант из херсонской купеческой семьи участвовала в подготовке покушения на великого князя Сергея Александровича;

— Измайлович Екатерина Адольфовна — в 1906-м году стреляла в командующего Черноморским флотом;

— террористка «Катя» в 1906-м году бросила бомбу в жандармское управление;

— в Саратове девушка, фамилия которой так и не была установлена, убила генерал-адьютанта Сахарова;

— Езерская в Могилёве ранила генерал-губернатора.

Но кроме деятельности чисто еврейской националистической организации, какой был Бунд, в черте еврейской оседлости особенно активно работали и террористы-эсеры: в Белостоке они застрелили городового, стреляли в полицмейстера, в Пинске ранили жандармского ротмистра, в Бердичеве — помощника пристава.

После того как в 1905-м году насилие стало неотъемлемой частью жизни, всё большее число террористов рассматривало свою деятельность как очень интересную игру, а некоторые страдали как комплексом неполноценности, так и манией величия.

Так, эсерка Фрума Фрумкина пришла в терроризм, желая самоутвердиться как личность; другой террорист своё участие в организации объяснял так: «Мне жизнь страшно надоела. Жизнь такая, как я жил раньше, хуже всего опротивела» (А. Гейфман). Она также говорила: «Меня всегда привлекала мысль о совершении террористического акта. Я думала и думаю до сих пор только об этом, желала и желаю только этого. Я не могу себя контролировать».

Другие террористы и экспроприаторы принимали участие в террористических актах, потому что нуждались в сильных ощущениях; один из них признавался: «Не могу мирно жить. Люблю опасность».

Поскольку партийные лидеры создали культ динамита и револьвера, окружили террориста героическим ореолом, убийство приобрело притягательную силу для молодых людей. Значительное число несовершеннолетних террористов и экспроприаторов пришли к участию в насилии вследствие экономических тягот, даже нищеты. Особенно это относится к еврейской молодёжи, составлявшей большую часть анархических организаций. Но многие юноши и девушки были выходцами из зажиточных семей. Как и многие взрослые боевики, некоторые несовершеннолетние террористы в той или иной степени были психически нестабильны, но взрослые террористы охотно вовлекали несовершеннолетних в боевую деятельность.

Юные террористы пытались подражать взрослым и в выборе жертв: это были агенты охранного отделения, управляющие магазинами, офицеры полицейского и тюремного департаментов, чиновники царской администрации. «Некоторые подростки проявляли крайнюю жестокость. Так, еврейский мальчик в Гомеле в июне 1904 года плеснул серной кислотой в лицо полицейскому, стоявшему на своём посту» (А. Гейфман).

«Попав в тюрьму, экстремисты нового типа вели себя как обычные уголовники: пьянство, карты, полная бездеятельность “из принципа”, грубые шутки и издевательства, площадная брань, всё это было в порядке вещей. Это в корне отличало их от предыдущих поколений революционеров, которые презирали тюремщиков, отказывались иметь с ними дело. По воспоминаниям одного политического арестанта, “каждый день вспыхивали ссоры между нами и шпаной. Обе стороны не раз хватались за ножи”…».

Многие экстремисты вели себя так же и на воле.

Немалую роль в развитии «революционного» терроризма сыграл анархизм. Анархизм как российское движение возник в Женеве в 1900-м году, где зарождается организация «Группа русских анархистов за границей», издавшая воззвание с призывом к свержению самодержавия и к социальной революции в России. Лидерами группы были Мендель Дайнов, Георгий и Лидия Гогелия.

С 1903-го года анархизм начинает работать как организация непосредственно в России. «В её теоретических установках — массовые выступления в городе и деревне, широкий террор» (П. Кошель).

Анархические группы из евреев-ремесленников появляются в Белостоке, в Нежине — из учащейся молодёжи, через год — в Екатеринославе, Житомире, Одессе, далее — уже во многих городах.

В 1904-м году в Белостоке анархисты совершили несколько покушений на предпринимателей, а 1905–1907-е годы были годами расцвета анархизма, который уже стал делать упор на обыкновенные грабежи. «Анархисты гордились, что им удалось идейно подковать известного вора Шпиндлера. Группы грабили мелкие лавочки, совершали налёты на квартиры… Исчезла граница между идейными действиями и обыкновенной уголовщиной…» (П. Кошель).

«Неудивительно, что многие евреи, особенно старики, были очень недовольны молодыми еврейскими экстремистами, чья террористическая деятельность приводила к погромам: “Они стреляли, а нас бьют”…» (Анна Гейфман).

Появляется категория безмотивников-террористов, которые считали, что убивать следует не какое-то конкретное лицо из правительства и царствующего дома, а первого попавшегося буржуя. «Для этого предлагалось бросать бомбы в местах скопления прилично одетой публики: в дорогих ресторанах, вагонах первого класса и пр. Чем больше случится таких безмотивных убийств, тем скорее массы взбунтуются. Безмотивники взорвали бомбы в варшавском отеле “Бристоль”, в кафе Либмана в Одессе. На одесском вокзале ими взорван вагон первого класса» (П. Кошель).

1905-й год ознаменовался разгулом терроризма; вот только несколько примеров:

За период с октября 1905-го года по конец апреля 1906-го года было убиты и ранены 671 служащий Министерства внутренних дел, из них только 13 занимали высокие посты, а остальные были городовыми, кучерами и сторожами.

«Особенно распространилось среди новых профессиональных террористов обыкновение стрелять или бросать бомбы без всякой провокации в проходящие военные или казачьи части или в помещения их казарм…»

Анна Гейфман показала, что в истории России начала ХХ-го столетия основную роль в создании революционной ситуации играли политические убийства, покушения, взрывы, вооружённые нападения, политические грабежи. По её данным за этот период жертвами революционных террористов стали примерно 17 тысяч человек.

В период с 1860-х до 1900-х годов террористические акты были не так уж часты — на счету террористов числилось не более 100 жертв, а радикальные круги 1860-х и 1870-х годов состояли главным образом из людей, принадлежащих по образованию или происхождению к привилегированным группам российского общества. В начале же ХХ-го века уже большинство террористов составляли ремесленники и чернорабочие (часто безработные).

«В целом мужчины и женщины, принадлежащие к новому типу террориста, гораздо чаще, чем в XIX веке, происходили из различных населявших Российскую империю меньшинств — таких как евреи, поляки, народы Кавказа и Прибалтики. Эту категорию экстремистов составляли главным образом люди, стоявшие на самых низших ступенях социальной лестницы и бывшие по преимуществу необразованными…»

В своих мемуарах Вера Фигнер — одна из самых активных участниц Исполнительного комитета «Народной воли» — писала о том, что общество не видело выхода из существующего положения: одна его часть одобряла насилие, в то время как другая видела в нём только необходимое зло — но даже они восторгались доблестью и ловкостью борца…

«С ликованием встретили убийство министра в местечках юго-западной России, а в Борисове и Минске даже прошли демонстрации, несли красные флаги с надписью: “Смерть палачам”… Плеве обвинялся в сплочении империи, что азефам было не по нраву, в подавлении беспорядков, вызываемых еврейской молодежью, в почитании русских святынь» (П. Кошель).

Знаете ли Вы, что любой разумный человек скажет, что не может быть улыбки без кота и дыма без огня, что-то там, в космосе, должно быть, теплое, излучающее ЭМ-волны, соответствующее температуре 2.7ºК. Действительно, наблюдаемое космическое микроволновое излучение (CMB) есть тепловое излучение частиц эфира, имеющих температуру 2.7ºK. Еще в начале ХХ века великие химики и физики Д. И. Менделеев и Вальтер Нернст предсказали, что такое излучение (температура) должно обнаруживаться в космосе. В 1933 году проф. Эрих Регенер из Штуттгарта с помощью стратосферных зондов измерил эту температуру. Его измерения дали 2.8ºK - практически точное современное значение. Подробнее читайте в FAQ по эфирной физике.

«Черта оседлости» и русская революция

Евреи в преддверии революции

Отмена черты оседлости: «за» или «против»?

Черта оседлости: гнездо терроризма